— Я не думаю, что это твой выбор. — Он посмотрел на Корделию, в очередной раз оценил белокурый водопад ее волос, струящихся по спине и плечам, сильное грациозное тело, здоровое золото кожи, более темной там, где ее коснулось солнце… насыщенную синеву глаз…
Господи, неужели он снова ожесточился?
— Вовсе нет, — легко призналась Корделия. Она протянула ему кусок ветчины и бутерброд с сыром на бумажной тарелке и, сидя на корточках, смотрела на него несколько секунд. Яркий свет слепил глаза, и она, прищурившись, вглядывалась в его лицо. — Не многие женщины согласились бы с таким условием.
— Ты удивишься, — пробормотал в ответ Лука, чувствуя, что и так уже сказал слишком много. Общество Корделии, откровенный разговор вызывали у него смутное беспокойство. Но в ее присутствии он чувствовал себя чертовски комфортно. — Отменный сэндвич. — Он изменил курс, уходя в сторону от опасной земли. — Великодушно.
Корделия расхохоталась, увидев выражение его лица.
— Я потратила слишком много лет, делая бутерброды для отца и других рыбаков.
Она поднялась с корточек и устроилась в более удобной позе.
— Почему ты не веришь в Провидение? В любовь? Что случилось?
Лука посмотрел на нее. Выражение ее лица было открытым и насмешливым. Она была неотъемлемой частью этого дикого, красивого корнуоллского побережья.
И он был пойман в ловушку так же, как был пойман в ловушку своим привилегированным, утонченным миром.
Он испытал мгновение такого совершенного единения с этой девушкой, что ему пришлось приложить усилия, чтобы справиться с этим.
— Никогда и никому не рассказывал о моей личной жизни. Я не знаю, как вышло, но за эти годы я понял, что мой отец… любовь стала разрушительной для его личной жизни.
Лука сделал паузу, испытав странное, неведомое прежде чувство. Он смотрел, как Корделия спокойно расправлялась со своим бутербродом, и наслаждался этим. Он принес шампанское, но совсем не потому, что решил, будто Корделия из тех девушек, которые время от времени не прочь хорошенько выпить.
У него было безумное желание познакомить ее со своими лучшими винами, посмотреть, как она пробует их, узнать тонкости ее вкуса. И снова ему пришлось сделать над собой усилие, чтобы вернуться к реальности: они больше никогда не увидятся.
— Я знаю, каково это. — Она грустно улыбнулась, побуждая его сделать то же самое.
— Моя мать умерла, когда я был маленьким. У нас больше общего, чем ты думаешь, потому что ее смерть пробила брешь в моей жизни. Отец с тех пор уже никогда не был прежним. Однако, в отличие от твоего отца, он эмоционально не отстранился от мира и уж точно не стал слишком заботиться обо мне. Как раз наоборот. Мой отец сделал смыслом жизни поиски замены тому, что потерял. Да так в этом и не преуспел.