После аплодисментов кто-то из парткома сказал:
— Не забудьте, завтра — все на субботник, на стройку моста. Вопросы есть?
Я попросил слова:
— А что, Леонид Ильич разве не в курсе, что моста-то ещё нет?
Народ меня поддержал. Но это было полбеды. Женщины стали вопить с мест:
— А знает ли Леонид Ильич, что постельное белье уже два года, как исчезло из магазинов? И с продуктами плохо!
Началась неразбериха. После собрания меня пригласили в помещение парткома.
— Зачем вы возбуждаете это быдло? — спросил щуплый человечек в очках.
— Какое быдло? — не понял я.
— Народ. Вы же интеллигентный человек, знаете иностранные языки, что у вас общего с простым народом? Вы должны быть на нашей стороне, сделаете хорошую карьеру, — продолжал человечек.
— На вашей, это на чьей? — спросил я наивно.
— На стороне партии. Мы вас планировали принять со временем, а вы народ будоражите. Ваш вопрос на собрании можно расценить как антиобщественный.
Тем же вечером я позвонил своему старому другу-режиссеру и спросил совета — как отвертеться от назойливого "товарища" по работе. Он посоветовал:
— Ко мне в театр иногда заглядывает дочка Андропова. Скажи там своим "товарищам", что ты с ней у меня в театре познакомился и даже ходил пару раз в кино. Проверять никто не будет. Они что, самоубийцы, чтобы проверять связи дочки председателя КГБ?
Дочка Андропова, учившаяся тогда в МГУ, действительно заглядывала в университетский театр, где я вел семинар по Шекспиру. Но мы с ней никогда не встречались. На следующий день я как бы случайно "проговорился" в разговоре с подставленным ко мне информатором, что, мол, знаю дочку Андропова по университету. В тот же день меня вновь пригласил к себе щуплый человечек в очках:
— Все в порядке, Владимир Иванович, вы нас не так поняли.
Инцидент был исчерпан.
Спустя пару лет после ухода из института я обратился с просьбой в ОВИР о получении гостевой визы в Данию. Мне отказали, сославшись на секретность. Что за секретность, я же филолог! К тому времени я уже работал литсотрудником в шахматном журнале.
Спустя много лет до меня дошли слухи: якобы мой бывший начальник по фамилии Перцов, опасаясь за свою карьеру, решил перестраховаться и вписал мою фамилию — в качестве соавтора — в секретный документ, который я никогда в глаза не видел. А отчетик тот "весил" лет на двадцать невыездных.
В начале 70-х я носил набитые на перфокартах фортрановские программы Перцова — расчеты для его кандидатской диссертации — на "Минск-32", так называлась одна из первых советских электронно-вычислительных машин, занимавшая две комнаты площадью метров в сорок. Перцов по природе был настоящий трудяга, усидчивый, настойчивый, целеустремленный, способный организатор, внешне демократичный — приносил подчиненным спирт, пил со всеми наравне. Сколько мы за те годы выпили спирта! Помню, по пьянке воровал я у него ради шутки сигареты "Ява" и подкладывал в пачку кубинскую отраву, от которой его тошнило. Перцов знал правила игры в советской системе. "Мы живем в материальном мире", — любил он говорить сослуживцам, которых считал идеалистами. Вступил в партию, хотя говорил, что не очень того хотел, задружился с милым человеком в погонах — из вышестоящего ведомства. Ездил с ним то ли на рыбалку, то ли на охоту. Тридцать лет минуло с тех пор. Перцов защитил докторскую, получил звание членкора академии, стал очень крупным чиновником в науке. А недавно я узнал из газет, что его назначили чуть ли не на правительственную должность.