Вскоре, уже перед войной, Сталин пожалел, что позволил издать книгу Фейхтвангера — из-за небольшой критической главки под названием "Культ Сталина", пропущенной по недосмотру цензуры. Книгу запретили. Сначала её изъяли из всех библиотек. Позже сотрудники НКВД ходили по московским квартирам, изымали книгу из домашних библиотек. Приходили и к родителям матери. Узнав, что книга запрещена, дед с бабкой спрятали её в белье в платяном шкафу. А ведь рисковали. Зачем? Наверное, из принципа. Диссидентами они никогда не были.
Теперь стоит эта тоненькая книжечка в потертом дерматиновом переплете на книжной полке в моей копенгагенской квартире.
Вывез я её не сразу, только в 1998-м. Все годы после моего отъезда из СССР "Москва 1937" хранилась у друзей. Действовал закон, запрещающий вывозить из страны книги, изданные до 1948 года. Они считались собственностью государства — культурным достоянием Страны Советов.
Перед тем как увезти книгу в Данию, я решил оценить её в антикварном магазине. Предложили десять долларов.
— Хорошие деньги, — сказал продавец.
— Не отдам и за тысячу, — ответил я. Наверное, из-за привитой родителями любви к идеальным объектам.
Во дворе детства в Лиховом переулке я не был с середины 60-х. С тех пор как с родителями переехал в отдельную двухкомнатную квартиру в "хрущевке", выделенную отцу, ветерану войны, за верную службу отечеству.
Целая эпоха минула с тех пор. Но имена и картинки того времени, когда душа моя ещё только-только просыпалась, глубоко сидят в памяти: Хрущев, Гагарин, Солженицын, Кеннеди, Карибский кризис, американский летчик-шпион Пауэрс, сбитый над Уралом, датский художник-коммунист Херлуф Бидструп, чьи карикатуры изображали капиталистов в виде мешков, набитых долларами, Алексей Аджубей, зять Хрущева, чья книга "Серебряная кошка, или Путешествие по Америке" была открытием Америки для советских людей — первым источником информации о Диком Западе. Журнал "Америка" распространялся только по так называемой закрытой подписке среди партаппаратчиков.
Часто голодные одноклассники. Пьянство и бедность. Недовольство и злоба. Талоны на муку.
При Хрущеве прилавки нашего рыбного магазина у Петровских ворот были забиты черной икрой. Лежали осетрина и балык. Чатка и устрицы в банках. Но у многих людей не было денег не только на такие деликатесы, но даже и на обычную еду.
Вечная очередь по утрам в общую уборную в огромной коммуналке. После революции квартира принадлежала нэпману. Потом нэпмана расстреляли, а в квартиру, поделив её на восемь клетушек — по одной на семью, вселили простых советских рабочих. Правда, в мое время никаких рабочих в квартире уже не было. Соседский коллектив составляли: машинистка Союза писателей, день и ночь печатавшая рукописи, молодой физик-ядерщик, доцент вуза, работник зоопарка, державший в комнате сову в клетке, и семья инженеров.