В коридоре снова раздались шаги. Мужчины удалялись. Мэл щелкнул пальцами. Вспыхнул свет. Разбросав упавшие комбинезоны, он уставился на своего невольного компаньона.
«Это собака, — подумал Мэл, — клянусь Плутоном, это собака!» Большая, сильная собака, похожая на новую породу колли, которую вывели лет двадцать назад. Собака с такими мощными челюстями, которые одним укусом способны разорвать даже взрослого мужчину, но с печальными, почти человеческими глазами. Собака уставилась на Мэла, ожидая, что он предпримет.
— Здорово, приятель, — сказал Мэл, стараясь говорить как можно тише. — Ты тоже безбилетник или принадлежишь кому-то из корабельной команды?
Разумеется, собака не могла ему ответить. Единственно, почему Мэл говорил с ней, это потому, что он вообще уже долго ни с кем не разговаривал. Он же не сумасшедший, чтобы говорить сам с собой. А вот с собакой можно и поболтать. Собака всегда способна посочувствовать вам, даже если и не понимает ни слова.
Самое странное, однако, состояло в том, что, казалось, собака прекрасно его поняла. Мэл знал, что на протяжении прошлого столетия некоторые породы собак стали умнее. Они не научились говорить, потому что их носоглотки не пригодны для издания таких звуков, но многое понимали. Возможно, это животное было одним из самых умных.
— Ты же понимаешь меня, не так ли, парень? Я хотел бы узнать, как тебя зовут. Ничего, если я осмотрю твой ошейник?
Мэл протянул руку, и собака не стала возражать. Но Мэл тут же увидел, что у нее нет ошейника.
— У тебя нет ошейника? Значит, ты никому здесь не принадлежишь. Ты безбилетник, не так ли? Но почему? Ты кого-то ищешь? Или убегаешь от собаколовов?
Собака склонила голову на бок.
— Качаешь головой? Интересно, откуда ты здесь все-таки взялся? Так или иначе, ты многое понимаешь. Держу пари, ты понимаешь, что я чувствую. Я уже давно ничего не ел и не пил. Думаю, у тебя тоже нет еды. А как ты попал в кладовку? Повернул ручку зубами? Наверное, так. Ты умный пес, достаточно умный, чтобы сделать это.
Собака вопросительно глядела на него.
— Ты хочешь знать, зачем я все это говорю? — продолжал Мэл. — Обычно я не болтаю так много. Я молчун, по крайней мере, так мне говорили в приюте, куда меня после смерти мамы отправил отец. Возможно, потому, что у меня не было возможности поговорить с кем-то, кто бы понял меня. Неважно, собака или человек, но ты — самое умное существо, которое когда-либо слушало меня.
Казалось, собака кивнула.
— Думаешь, что ты действительно хорош? — усмехнулся Мэл. — Согласен. Ты мне нравишься. Ты в тысячу раз лучше старого мистера Принсхайма, управляющего приютом. Ты нравишься мне больше, чем любой из тех, кого я встречал в своей жизни…