И, вдумавшись в то, что ветер был сильнее, чем это нужно для левого угла, он громко поправлял себя и Качуровского:
- Выноси мушку за мишень влево! На ширину пальца за мишень влево от угла мишени - понял?
Ветер надувал фуражку Качуровского, заворачивал полы его кителя, и он, соглашаясь с Бабаевым, но не желая показать, что ошибся, кричал:
- Да смотрите, как этот олух винтовку свалил! Даже отсюда видно, как Полугусев винтовку свалил! Ты, морда смоленая! Волкотруб! Брюхо кохаешь! За людьми смотри!
Люди на земле делали свое дело, тучи - свое, и как-то странно было думать: столько раз подымались уже над землей тучи, росла трава, сохла трава, опять растет, опять тучи... Недавно был дождь - опять пойдет.
У людей лица такие серьезные, напряженные - зачем? "Я плаща не взял", вдруг, перебивая себя, подумал Бабаев.
Подошел подпоручик Палей из восьмой роты.
- Здоровый дождище будет! - У него было красивое, большое лицо, певучий голос. - Ведь не даст домой дойти, а?
- Не даст, - улыбаясь, оглядел его всего Бабаев.
- А я в кительке, налегке! - повел плечами Палей. - И холодно уж стало - вот лето! Брр... Много набили?
- Плохо! Едва ли процент выбьем.
Китель у Палея был коротенький, белый; на ногах рейтузы в обтяжку.
- А мы... Черт их знает! Кажется, ничего себе... А стемнело как замечаете? Шести часов еще нет... Здорово пущено!.. Туча-то, как сапог, глядите!
- Мы сейчас кончаем: последняя смена, - сказал Бабаев.
- Десятая строится - видите? - сейчас пойдет. Мы тоже сейчас.
Палей подпрыгнул на месте, стукнул каблуками узких ботфортов и ушел так же молодо, как подошел.
Туча захватила уже небо над головой и пошла книзу сзади. Лица стали светло-зеленые, как в сумерки. Туча просвечивала и слоилась как-то вся, густая и толстая. Что-то быстро-быстро двигалось и кипело в ней очень низко, над самыми глазами, когда смотрел Бабаев, точно там тоже был какой-то свой порядок, и строились какие-то ряды, и командовал кто-то.
Подъехал на серой ординарческой лошадке батальонный - сырой, круглобородый, с деревенским лицом.
- Последние? - крикнул он Качуровскому.
- Последние, - ответил Качуровский.
- Ладно! Без меня! Домой еду... Сведения мне на дом пришлите! Ну, гоп!
Он взял под козырек, хлопнул, перегнувшись, плясавшую лошадку ладонью по боку и выскочил в поле галопом. За ним в хвосте бросился ординарец на гнедом шлапаке, и так они очень долго видны были в степи - гнедой и серый, и на них двое белых, прыгавших на седлах.
- Раскатать шинеля! - пустил в глухую низкую ноту Качуровский, когда последняя смена кончила стрельбу и протрубили сигналисты.