- Какого-нибудь! - поспешно ответил Бабаев. - Хоть белого... Давайте, я сам налью.
- Нет, я... Себе я тоже налью... только красного.
- Вы пьете вино? - почему-то удивился Бабаев.
- Да, пью... А что? - улыбнулась она. - Мало и редко - не бойтесь.
Бабаеву стало неловко, и он сказал:
- Закрылись магазины - вы знаете?
- Да! - сразу остепенила она лицо. - Что же это будет?.. Война... беспорядки... Страшное время какое - а?
Бабаев всмотрелся в ее глаза и увидел, что это не нужно ей. Были такие легкие черточки, выражавшие страх, но черточки заученные и дешевые, в которых не было собственно страха, - и он понял, что об этом говорить не нужно, что в этом ее нет и не отсюда она выйдет.
- Время веселое! - сказал он и поднял стакан с вином. - Чокнемся!
Рука ее, протянувшаяся к нему через стол, чуть дрожала, и было странно видеть Бабаеву, как столкнулись и звякнули два продолговатых пятна, желтое и красное, в насмешливых искристых стаканах. Потом он медленно отпил глоток своего белого вина и она своего красного, и на верхней губе ее осталась влажная полоска, которую, отвернувшись, она стерла платком. Бабаев заметил, что платок был новый. Платье тоже было новое.
От обоев комнаты - темных, клетчатых - она отделялась в глазах Бабаева не вся сразу: что-то мелкое и неясное из ее черт расплывалось и пропадало. И трудно как-то было собрать все глазами и сжать.
Как она ставила стакан, как доливала чайник, как ложились при этом в сгибе локтей складки ее платья - за всем следил Бабаев осторожно и внимательно, забыв о себе и боясь пропустить что-то такое, что, может быть, никогда больше не повторится. Это была уже не та, с которой он сидел недавно на кладбище, и он видел это.
Может быть, это новое платье, над которым, как всегда, долго думали она и портниха, сковало ее и заперло в ней что-то?
- У вас нарядное платье... - медленно сказал Бабаев.
- Нравится вам? - живо спросила она.
- Да. - Бабаев хотел быть правдивым и в этом неважном и мелком и попросил ее:
- Встаньте, я посмотрю!
Все так же невнятно улыбаясь, она встала, обдернула рукою кофточку и сказала:
- Спереди шов - видите? - вдоль платья. Это такая мода... Сначала кажется странно...
- Нет, ничего! - сказал Бабаев. - Красиво.
И когда сказал это, то подумал, что ему все равно, какое это платье, и не нужно было ничего говорить о нем. Потом как-то неожиданно показалось вдруг, что все равно - ночь за окнами или день, весна или осень.
- Кто эта старуха? - кивнул он головой на портрет на стене.
- Это? - Она осмотрела еще раз свое платье и ответила: - Это моя мать... А рисовал, знаете, кто? Муж.