Шаги на крыше стали ближе, сверкали.
У Матрены скрючило руки от испуга, крупно дрожал подбородок. Была в одной рубахе, противная, грязная, и мычала.
- Барин!.. Ежель они стрелять... в окна?.. - задыхался около Иван.
Глянули в упор старые-старые серые глаза.
Бабаев забыл, куда положил патроны, и шарил по карманам.
- Что же Нарцис не лает? - подумал вслух.
- Уб-били! - пробубнила Матрена, держась за грудь.
Упала Надежда Львовна. Как-то незаметно скользнула в кресло и в нем осталась, все такая же широкоглазая, белая.
Бабаев взял ее за руку - рука была холодная, жидкая, и почему-то не было жалко.
- Ничего! Что вы! - говорил он ей, стараясь улыбнуться, но почему-то было противно.
- Спрячьте! Ради бога, спрячьте! - тыкала его в плечо какой-то острой коробкой старуха.
- Что это?.. Зачем? - не понял Бабаев.
- Ради бога! - повторяла бессмысленно она. - Ради бога! - Лицо было красное, размозженное страхом.
Вздрогнули все вдруг от резкого крика над головой. Покатилось что-то по крыше сплошь. И где-то далеко опять такой же крик. И опять покатилось.
Старуха присела, окаменев, растопырив руки, у Ивана жалко тряслась нижняя челюсть...
Зажав револьвер в руке, Бабаев, смутно представляя, зачем, выбежал из комнаты, злясь и дрожа, подскочил к парадной двери, отбросил цепь, ощупал торчавший в скважине ключ, отчетливо повернул два раза, толкнул дверь ногою, но дверь набухла, была тугая, несколько раз бился об нее с размаха всем телом, чтобы открыть и исступленно выпустить в кого-то все семь пуль револьвера.
В грохоте двери утонуло то, что было сзади, в комнате, и то, что на крыше, и когда распахнулась она с шумом и Бабаев выскочил на крыльцо, - было то же, что раньше: тихая ночь, свежая, чуть морозная, с высоким небом. Бабаев оглянулся влево и вправо - белели стены, чернели деревья. Вгляделся никого не увидел. Соскочил с крыльца - опять застучало по крыше.
И когда, приготовившись нажать курок, Бабаев задом медленно отошел настолько, чтобы оглядеть крышу, он уже догадался и увидел, что это Нарцис. Около парапета, черная, страшная на белом от луны железе, собака остановилась, подняв голову, и, узнав Бабаева, выжидающе виляла хвостом.
То напряжение, которым полон был Бабаев, вдруг вылилось все в правую руку, отчего рука стала тяжелой и дрожащей и надавила курок. Ухнул выстрел. Не попало в Нарциса. Он залаял тревожно, но весело, - белыми волнами хлынул лай, радостно визгнул, пропал где-то между трубами, загремел железом сзади, и вот уже соскочил на землю и прикатился неуклюжими бросками к ногам Бабаева. Кинулся на грудь, ласкаясь, обвеял знакомым запахом шерсти, лизнул языком в подбородок.