Было чего-то стыдно, было смешно.
Бабаев отталкивал Нарциса жесткими ударами в ребра, но он лез и обнимал его, соскучившийся, виноватый, как нашаливший резвый ребенок, все понимающий и бессильный что-нибудь сказать, и от этого еще более странный и сложный.
Возле самых дверей, с ломом, поднятым наотмашь, хитро и трусливо прижавшись к вешалке, стоял Иван. Когда входил в дом Бабаев, Иван не узнал его в первый момент и откачнулся, потом увидал Нарциса, поднял и опустил лом.
А в доме, испуганная выстрелом, неловко оголив ноги, без чувств валялась на полу Надежда Львовна, и на корточках возле нее, широкая, напыженная, как наседка, сидела старуха, Матрены не было - спряталась где-то в комнатах.
Нарцис медленно вошел следом за Бабаевым, осмотрел всех холодно и строго, понюхал ногу Надежды Львовны, положил голову на колено старухи и поглядел прямо ей в глаза желтыми, влажными глазами. Только поглядел кругло, виновато и любопытно, и старуха без слов поняла, что это он бегал по крыше.
- Это за кошкой... Она и кричала... - сказал Иван и вдруг улыбнулся хмурый и добавил: - Охотничий... ему что? Что лиса, что кошка - одна цена... Это он по приступочкам, не иначе... Над сенцами как раз приступочки - он по ним...
IX
Надежду Львовну привели в чувство; и она лежала на кровати смирная, с мокрыми от воды волосами. Было без четверти три на часах. Краснела лампа. Стены стояли тихие. Потолок умер.
Старуха выгнала Нарциса и долго ругала Ивана за то, что не снял лестницы с сеней. Иван понимал, что он не виноват: всегда стояли эти приступочки и никто не приказывал снять их. Он покорно улыбался в усы, изредка отмахиваясь без слов рукою, потом запер двери и ушел спать.
Бабаев сидел в спальне около Надежды Львовны и смотрел, как на ее лице от усталости или от пережитого испуга проступило детское, хрупкое, нежное, как лиловые колокольчики: возьми в руки - завянет.
Линий уже не было - были пушистые округлости, виноватость и робость в углах губ и больших глаз с очень белыми, синеватыми белками.
Она лежала на спине, прикрытая одеялом до подбородка. Утонули бедра Бабаев забыл о них. Чуть показалась кисть руки, тонкая, совсем юная, юнее лица.
"Сидеть бы так, целовать ее, гладить руку, говорить: милая, дорогая!.." - расплывчато думал Бабаев.
Забыл, что она чужая. Какие-то белые березы вспоминались, такие же молодые, ровные. Пахли весенним, клейким. Свесились тонкие листочки сердечками, качались, смеялись тихо...
- Я не помню, как это со мной... испугалась, - застенчиво говорила грудным голосом Надежда Львовна. - А вы зачем стреляли? В кого стреляли?