В гостиницу мы вернулись довольно поздно, порядком уставшие. По правде говоря, очень хотелось отдохнуть. Но в вестибюле нас ждала небольшая «делегация» из трех человек.
Немного смущаясь, один из них объяснил, что они актеры местного любительского театра и пришли пригласить нас на спектакль. О том, что мы в городе, они узнали из газет.
— Мы слышали, что вы завтра уже уезжаете из Данидина, — продолжал он, — и решили, что не можем допустить, чтобы русские не увидели нашей постановки к Вишневого сада». Нам просто необходимо узнать ваше мнение о спектакле. Мы будем играть эту пьесу сегодня специально для вас.
В театр мы шли пешком. Пересекли хорошо освещенную площадь Октагон и свернули на темную узкую улицу, одну из тех, которые ведут от центра в гору, к жилым кварталам. Шел мелкий дождь, и дул пронизывающий ветер с океана. Данидин казался вымершим. По дороге нам не встретилось ни одной живой души.
Через четверть часа мы были на месте. Девушка с фонариком в руках распахнула перед нами калитку и по едва заметной, окаймленной кустами тропинке повела нас к театру.
Это был крошечный театр — сцена и всего пять рядов простых деревянных кресел. Здесь могло разместиться от силы пятьдесят человек.
Но эти стены из узких, гладко оструганных досок, этот сводчатый дощатый потолок что-то напоминали нам. Все стало ясно, когда мы узнали, что театр называется «Глобус». Ну конечно же! Маленький данидинский театр был назван в честь знаменитого лондонского. Построившие его своими руками энтузиасты насколько смогли постарались сделать его похожим на шекспировский «Глобус», знакомый всем нам по многочисленным книжным иллюстрациям. Надо сказать, что в какой-то степени это им удалось, хотя данидинский «Глобус» всего-навсего пристройка к дому молодой супружеской пары, отдающей свои скромные средства и все свое свободное время этому любительскому театру.
Кроме нас, зрителей в театре не было. Нам объяснили, что, поскольку было неизвестно, когда мы сможем прийти и, следовательно, когда начнется спектакль, решили никого не приглашать. Участники постановки еще час назад загримировались и надели костюмы. Все это время они беспокоились, что русские могут где-нибудь задержаться и не приехать.
Нас усадили в первом ряду у самой сцены. За кулисами что-то с грохотом упало, кто-то нервно засмеялся и сразу же смолк. На минуту водворилась тревожная тишина.
Мы волновались, вероятно, не меньше, чем те, кому предстояло выйти на сцену. Нам сказали, что исполнители «ждут от нас серьезного разбора постановки и заранее выражают благодарность за все критические замечания, которые помогут им в работе над русскими пьесами».