– Ну что, Вася, извиняться будешь перед девушкой или тебе добавить? – я слегка встряхнул его. Ответить он не успел, так как в коридоре появилось ещё трое действующих лиц в форме милиции.
Из отделения, куда всех участников, так сказать, мероприятия, доставили, нас с Татьяной забирал Николай. Как это ни удивительно, но охраны с нами, кроме водителя, не было. Именно он и поставил на уши всех, когда увидел как всю нашу компанию выводят из ресторана в сопровождении милиционеров и ведут в ближайшее отделение милиции. Дежурный в отделении лишь озадаченно почесал затылок, когда увидел документы всех. Пожалуй только моя фамилия ему ни о чём не говорила, зато должность в удостоверении была указана. А вот остальные… Сталин, Микоян[45], Фрунзе[46], Ярославский[47]. К чести сотрудника милиции надо сказать, что с эмоциями он справился быстро и так же быстро составил протокол. В этот момент я даже зауважал Василия. Он честно признался, что оскорбил девушку, за что и получил. Там же в отделении он попросил у Татьяны прощения. Ну и ещё произнёс чуть слышно; – Только отцу не говорите, – отца он боялся. Трое его друзей смогли лишь сказать, что увидели, как я ударил Василия и бросились ему на помощь. Ну а Татьяна подтвердила всё. Мне вопросы задать не успели, так как в отделение вихрем ворвался Николай. Предъявив свои документы он заявил, что задавать мне какие-либо вопросы можно лишь с санкции председателя СовНарКома.
Домой ехали в полном молчании. Таня нежно прижималась ко мне, Николай, кусая нижнюю губу (по своему прошлому-будущему знаю, что это признак сдерживаемого бешенства), смотрел прямо перед собой и я, обдумывая, чем всё это может закончится. Нет, гнева Сталина я не боялся. Что бы про него в будущем не говорили, он был справедливым человеком. А вот Ворошилов, Микоян и Ярославский могли доставит мне некоторые неприятности за своих избитых отпрысков.
Интерлюдия. Ближняя дача. Сталин.
– Ты что себе позволяешь, паршивец?!! – Сталин буквально кипел от ярости, – Ты меня позоришь, ты форму свою позоришь!! Ты оскорбил женщину человека, который делает для страны столько, что ему сейчас, при жизни, можно памятник из чистого золота ставить!! Да если бы он вас, щенков, там поубивал, а он это может сделать запросто и голыми руками, то я бы максимум что ему смог бы сделать, так это слегка пожурил, – он, успокаиваясь, прошёлся несколько раз по кабинету перед стоящим с опущенной головой сыном, – В общем так; у вас четверых отпуск ещё десять дней без дороги. С завтрашнего дня вы четверо поступаете в полное распоряжение товарища Шершнёва на все эти десять дней. Пусть делает с вами что ему вздумается. Хоть в телегу запрягает и ездит на вас по Москве. Может хоть тогда немного ума у вас добавится. Всё, уйди с глаз моих.