– Шершнёв Михаил. По батюшке Андреевич. А больше ничего не помню, вы уж извините, – я виновато развёл руками.
– Не помнишь или говорить не хочешь? – вновь пронзительный взгляд рентгеновских установок.
– Врать не хочу, товарищ Матвеев, – пока решил обращаться к собеседнику так. Вдруг обидится на "дядю Федю", да и помнил из старых фильмов, что в это время те, кто не был близко знаком именно так и говорили.
– Часы твои?
– Мои, – кивнул я в подтверждение.
– Понятно, – Матвеев кивнул каким-то своим мыслям, – Тут ты прав, своим, – выделил он это слово, – врать не следует. Ну а меня тогда уж по батюшке величай.
– Благодарю, Фёдор Тимофеевич. Ну а вы меня просто Михаилом зовите.
– Ну вот и познакомились, – он прошёл к столу, постукивая по полу своим костылём, – Давай-ка поснедаем, чем бог послал, а потом чайку попьём да побалакаем[8]. Может что и вспомнишь, – Фёдор Тимофеевич чуть искоса посмотрел на меня, оценивая мою реакцию на его слова. Я лишь кивнул в ответ.
Прежде чем пить чай, Фёдор Тимофеевич подогрел принесённый Татьяной бульон и, налив его в глубокую тарелку, накрошил туда немного хлеба.
– На-кось, похлебай жиденького. Тебе сейчас это на пользу будет. А я пока чай заварю.
Так мы и просидели несколько часов беседуя. Фёдор Тимофеевич рассказывал о городе, об окрестных лесах и их богатствах, о рыбалке и исподволь нет-нет да и задавал какой-нибуть вопрос, надеясь, что смог заболтать меня и я, расслабившись, о чём-нибуть проговорюсь. Прям не сторож, а дознаватель. Или чекист. Поймав себя на этой мысли я стал повнимательнее присматриваться к собеседнику. Интересный, всё-таки, дядька.
Отвлёк нас от разговора стрёкот мотоциклетного мотора. К скамейке, на которую мы перебрались из душной комнатушки, лихо подъехал мотоцикл довольно архаичного вида, за рулём которого сидел человек в форме НКВД, а за его спиной, держа в одной руке бидончик и узелок, а другой обнимая за талию водителя, сидела Татьяна. Водитель двухколёсного древнего монстра стянул с лица не менее древнего вида мотоциклетные очки и я понял, что ЭТОМУ человеку солгать я не смогу. Передо мной стоял Николай Александрович Сазонов, полковник КГБ в отставке, мой сосед на протяжении 25 лет с 1980 года и до 2005 года, когда мы с соседями провожали его в последний путь, а за его гробом несли больше десятка подушечек с боевыми наградами (не боевые юбилейные он называл висюльками и давно уже раздарил соседским мальчишкам и большая их часть была у меня). Он был тем человеком, благодаря которому я стал тем, кто я есть. Именно он с 10-ти летнего возраста вопитывал меня, фактически заменив мне отца и мать. Своих детей у него никогда не было и он свой нерастраченный отцовский инстинкт использовал на моё воспитание.