Швырнув Вайгля к его подчинённым Гризли перехватил пулемёт и спросил; – Ну что, кончаем?
– Нет, не так, – я ещё не успокоился и бушующая во мне ненависть требовала выхода, – Помнишь как с теми, на хуторе? Так что бери помощников и готовь всё необходимое. Да не тяни, времени в обрез.
Из-за одной из хат выбежали трое бойцов и один из них тут же согнулся, выплёскивая на землю содержимое желудка.
– Товарищ командир! Там…, – боец не знал, что сказать, только дрожащим пальцем тыкал себе за спину.
– Что там? – раздражённо спросил Уваров.
– А ты сходи и посмотри, если не боишься, – я примерно уже догадался, что там такое. Чуть шатающейся походкой подошёл к "кюбелю" и открыл портфель Ферентца, с которым почти не расставался. Там помимо отснятых киноплёнок с ликвидацией Гиммлера, был ещё небольшой фотоаппарат и несколько неиспользованных фотоплёнок. Я решил заснять зверства фашистов на оккупированной земле. Подойдя к трупу девочки я попытался сделать снимок и не смог. Руки тряслись как в лихорадке.
– Товарищ командир, разрешите мне, – один из бойцов, видя моё состояние, подошёл ко мне, – Я до войны фотографией увлекался и снимать умею.
Отдав фотоаппарат я лишь кивнул в знак благодарности. Гризли тем временем уже заготовил одиннадцать заострённых кольев.
– Давай туда, где жители лежат, – я мотнул головой за хаты, – пусть эти твари перед смертью видят, за что их казнили.
– Товарищ командир, товарищ командир! – ко мне метнулся Уваров, догадавшись для чего предназначены колья, – Так же нельзя! Они же пленные! Их судить надо! Это не гуманно!
– Гуманности захотел?! – взревел я, схватив старлея за грудки. Глаза опять заволокло кровавой пеленой ярости, – Ты вон туда посмотри, гуманист хренов, – я буквально швырнул Уварова в сторону всё ещё лежащего тела девочки, – Ты вот им расскажи о своей гуманности! Вот этой вот крохе, которую толпа этих нелюдей насиловала, а потом зверски убила! А теперь представь, что это твоя дочь или сестра! Что, всё ещё на гуманизм тянет?! И вы все туда смотрите!!! – проорал я, обращаясь к остальным бойцам отряда, – Смотрите и запоминайте! Вот они какие, просвещённые немцы и их прихлебатели! Вот что они несут нашему народу, вашим дочерям, сёстрам, матерям и жёнам! – комок подкатил к горлу и я закашлялся.
– На вот, глотни, – хмурый Домнин протянул мне какую-то бутылку. Я сделал пару больших глотков. Умом понимал, что это спиртное и спиртное достаточно крепкое, но ни крепости ни вкуса не почувствовал. Пролетело всё как вода. Зато немного отпустило, – У нас всё готово, можем начинать.