Да, я всё-таки, к огромному удивлению врачей, всё же встал на ноги. Первые сутки голова кружилась просто дико, но уже на второй день ощущалось лишь лёгкое головокружение. По видимому о моём состоянии докладывали напрямую Берии, потому что уже на утро следующего дня, когда я, держась за спинку кровати, тихонечко пытался переставлять ноги, он приехал ко мне, держа в руках изящную и даже на вид дорогую трость.
– Вот, держи, герой, – Берия протянул мне трость, – Подарок тебе от товарища Сталина. Поправляйся быстрее, работы много. Да и заждались тебя кое-где, но это сюрприз.
И вот я стою со своей дочуркой на руках в приёмном покое роддома Грауэрмана, что на Арбате, а рядом, улыбаясь, стоит Николай с….старшиной Ольгой Панкратьевой, на груди у которой красуются орден Красной звезды и медаль "За отвагу". Она выходила из-за линии фронта вместе с остатками корпуса, обеспечивая постоянную бесперебойную связь. И, похоже, у этих двоих всё сладилось. Во всяком случае Ольга нет-нет да и бросала задумчивые взгляды на Николая, видимо прикидывая его в качестве папаши. Татьяна, чуть смущаясь, ещё не привыкнув к своему новому статусу молодой мамы, то и дело поправляет одеялко, в которое завернута наша дочурка. А Вероничка абсолютно спокойно воспринимает появляющиеся в её поле зрения новые лица и только чуть заметно улыбается.
Дома я пробыл со своим милыми девочками пять дней. Нет, я не сбежал, не выдержав постоянного плача младенца, в этом плане Вероника Михайловна было девушкой порядочной и вообще не плакала, только недовольно кряхтела, когда приходило время для кормления или требовалось поменять пелёнки. Просто дел, за время моего отсутствия, действительно накопилось очень и очень много. На пятый день я позвонил в приёмную Сталина и попросил записать меня на приём в любое время. Поскрёбышев перезвонил через пол часа и проинформировал, что товарищ Сталин примет меня сегодня и что машину за мной уже отправили.
Первым делом, после довольно тёплого приветствия, Сталин поинтересовался моим здоровьем, смогу ли я исполнять свои обязанности и не требуется ли мне отпуск для восстановления после ранения. Ну и с рождением дочери, конечно, поздравил. Очень ему имя Вероника понравилось. Вера в Победу. А потом буквально огорошил заявлением.
– Есть мнение, товарищ Шершнёв, что вам необходимо присвоить звание генерал-лейтенанта инженерных войск. Ваша должность и ваши заслуги позволяют вам носить это звание.
– Товарищ Сталин, – сказать, что я обалдел, это ничего не сказать, – Я благодарен за высокую честь, но позвольте мне отказаться, – я прекрасно понимал, что могу вызвать недовольство Сталина, но против своей совести я не пойду, – Там, откуда я пришёл, в последнее время дошло до того, что генеральские звания стали присваивать молоденьким смазливым девчонкам просто за то, что их удачно пристроили на тёплое местечко. И орденов и медалей у них на груди было столько, будто они прошли в боях по три войны каждая. Вы не представляете, насколько это дискредитировало и офицерское звание и государственные награды в глазах у простого народа. При этом офицеры, отдавшие всю свою жизнь служению Родине, даже и в мечтах не могли представить себя в таком звании. Так что извините, но уподобляться им я не хочу. Я человек сугубо гражданский и таким и хотел бы остаться. Я готов хоть рядовым пойти на фронт, но незаслуженное звание носить не буду.