– Саботаж и пособничество врагу, – прошептал директор завода, дрожащей рукой с зажатым в ней платком вытирая лоб.
– Всё верно, Фёдор Павлович. И пока здесь с вами разговариваю я, а не сотрудники товарища Берии, давайте разбираться в сложившейся ситуации.
– Товарищ Шерстнёв! – директор буквально выпрыгнул из-за стола, – мы приложим все силы, чтобы подобное больше не повторилось. Мобилизуем людей, подключим партийную и комсомольскую организации.
Я чуть заметно поморщился. Мобилизует он. Кого? Пацанов да женщин, которые заменили ушедших на фронт братьев, сыновей и мужей? То, что директор меня знает, меня не удивило. Присутствовал я недавно на совещании директоров оборонных заводов.
– Толку-то, – хмыкнул стоявший до сих пор в полном молчании детина.
– Объясните, – я прекрасно увидел злой взгляд, брошенный директором в сторону рабочего, – и представьтесь, пожалуйста. Как вас зовут и кто вы по профессии?
– Так это, Сушин я, Дмитрий. По профессии, стало быть, инструментальщик, но могу и токарем, и фрезеровщиком, и сварщиком, – рабочий, почему-то смутившись, скомкал в руках свою кепку.
– Ну так почему, товарищ Сушин, по вашему, мобилизация не даст нужного результата?
– А некого мобилизовывать, – он вскинул голову. И куда только смущение делось, – Одни пацанята, да бабы с девками остались. Пока они научатся, времени пройдёт не мало.
– Вот как? – я деланно удивился, – А я то думал, что у вас здесь много специалистов осталось, раз вы на фронт от трудностей решили сбежать. Там то попроще будет, чем здесь. Скажет командир идти в атаку, ты и идёшь, скомандует привал – отдыхаешь. А тут вкалывать надо. Баб да пацанов учить, опыт свой передавать.
Сушин покраснел как варёный рак и опустил голову; – Да понял я уже, понял, – пробурчал он, – Не буду больше проситься.
– Вот это правильно, товарищ Сушин. Помните, ваш фронт здесь, у станка. Здесь ваша линия обороны и она не менее важна чем там, где рвутся снаряды. Наша общая Победа куётся здесь, вами, товарищ Сушин.
В конце смены устроили небольшой митинг, на котором пришлось выступить. Я хоть и не любитель подобных мероприятий, но толк от них всё же есть, особенно сейчас. После речи директора, в которой он призывал всех приложить ещё больше сил, оправдать доверие и т. д, выступил я.
– Товарищи! – я не стал подниматься на ящики, из которых по быстрому сколотили импровизированную трибуну, тем более мне с тростью сделать это было не очень удобно, – С фронта поступают жалобы на вашу продукцию. Много жалоб. Просто огромное количество жалоб. Не срабатывают снаряды, изготовленые вами. А каждый не сработавший снаряд это не только выброшенные впустую деньги и сырьё, это ещё и уцелевший фашист, не сожжённый немецкий танк, который теперь будет поганить своими гусеницами нашу землю. И ладно бы только это, но ведь это ещё и убитый тем самым уцелевшим фашистом наш боец, возможно ваш сын, брат, муж. Это раздавленный погаными фашистскими гусеницами не сожжённого танка чей-то дом, а возможно и хозяева этого дома, их дети. Поэтому каждый бракованный снаряд, не убивший фашистскую мразь, убивает наших бойцов, стариков, детей, женщин. Помните об этом. Помните и учитесь. Учитесь работать ответственно, без брака. Да, трудно, да, тяжело, но мы обязаны выстоять. Это вопрос жизни и смерти. Я оставлю вам несколько писем с фронта и попрошу вывесить их на доске приказов и объявлений. Здесь пишут о том, что из-за не сработавшего снаряда не была выполнена поставленная задача и погибли наши люди. Читайте эти письма почаще и помните, какова цена малейшей вашей ошибки.