В этот миг Тайре показалось, что она прозрела.
Нет, она не сможет сказать ему «да», не сможет принести такую жертву всего лишь ради собственной жизни. Никогда себя не простит, если согласится, каждый день будет помнить и мучиться. Нет, лучше смерть. В конце концов, некоторые люди умирают и раньше. А Тайра, если уж говорить откровенно, вообще не должна была выжить.
– Риан… Я не смогу. Понимаешь? Если я соглашусь, то потом все равно не смогу. Это не для меня.
– Тай…
Голос был полон неподдельного горя и безумного страха, но Тайра упрямо помотала головой.
– Прости. Если хочешь, уходи сейчас, чтобы не видеть, как я…
– Я тебя не оставлю, – выдохнул Риан ей в висок, прижался крепче, и ей вдруг показалось, что он плачет. – И мы еще поговорим о твоем решении. Я надеюсь, что ты передумаешь.
Тайра понимала: она должна прогнать Риана, потому что чем раньше он уйдет и начнет жить нормально, без нее, тем лучше. Но сил на это не было. Она только надеялась, что Риан не догадается подключить к уговорам Гектора, ведь отказать ему будет гораздо, гораздо сложнее.
Сердце истекало кровью, билось, как птица в клетке, не в силах ни забыть своего дознавателя, ни помнить о нем, и Тайра знала, что он чувствует то же самое.
Но она сделала свой выбор. И Гектор – тоже. Жаль, что выбрали они совершенно разное.
Перед тем как уснуть, Тайра долго ворочалась в постели, растревоженная прошедшим днем и своим решением. Забавно, но только после того, как она окончательно поставила точку в вопросе с проклятием, вдруг почувствовала, насколько сильно хочет жить. Сидеть на крыльце, обнимая Джека, пить горячий чай, гулять по лесу, слушать пение птиц, собирать травы для микстур… Что угодно, лишь бы жить.
Тайра не заметила, как провалилась в сон. А во сне ей казалось, что кто-то шепчет на ухо искушающие слова, пытаясь сделать так, чтобы она изменила решение. Пытаясь доказать, что пожертвовать своим новорожденным ребенком – это совсем небольшая, даже крошечная цена за ее большую жизнь. Да и разве можно сравнить ее, Тайру, с каким-то новорожденным малышом, живущим на одних инстинктах? Этот ребенок еще и не человек вовсе, так, всего лишь кусок мяса. Зачем она о нем так печется? В конце концов, родит второго. И третьего. И все позабудется, размоется волнами времени, станет блеклым и не важным. Зато она будет жить.
Тайра поморщилась и протестующе рыкнула, переворачиваясь на другой бок и сжимая кулаки. Давным-давно отец рассказывал ей, что в минуту особенно важных душевных терзаний и морального выбора в человеке может просыпаться внутренний голос, который пытается воздействовать на принятие решения, используя низменные устремления.