— Вы посмотрите, как живут наши люди! Как они одеты! Как устали они!
— Молчи, Лисенок! Мы устали, нам некогда и негде щеголять платьями. Это все будет потом.
— Потом не будет. Будет все хуже и хуже. Вы посмотрите, они уже норы роют в своих домах.
— Норы удобнее, чем дома. Надо только уметь их строить.
— У вас нет ни одной ракеты. От вас бегут. Никто из тех, кого вы послали на Кадеко в Космический корпус, не вернулся.
— Мозгляки. Этих не жаль. Нам нужны сильные люди.
— Вы убьете себя работой, у вас нет ни сил, ни людей, чтобы выжить. И если Земля перестанет вам помогать…
— А она нам и не помогает. Нам не нужно. Дайте нам сто лет, и здесь будет не хуже, чем на Земле, только не мешайте. Здесь будет огромный красивый город-страна и у каждого будет много еды и много времени отдохнуть.
— А пеулы? Куда вы пеулов денете?
— Они, конечно, будут жить с нами. Не скалься, Лисенок, они не будут у нас рабами.
— Тогда рабами будете вы.
Буря выла на все голоса, верхние ветры пели реквием, нижние визжали простуженно, что-то сильно ударилось в дом, закачалась под потолком самодельная лампа из листьев, но никто не обратил внимания, и Молодому стало казаться, будто все это происходит во сне. Спор ни к чему не приводил, да и не мог привести, спор выдыхался, а Косматый давил, давил, и от двери уже неслись угрозы. Лицо Косматого стало огромным, некуда было деться от его гипнотического расплывающегося взгляда, буря проникла в самую кровь и не давала сосредоточиться.
И наступил момент, когда Молодой перестал спорить, перестал хвататься за голову и бить кулаками по столу, когда он закрыл глаза и устало проговорил:
— Не понимаю, зачем все это? Не понимаю. Я здесь ни при чем, зачем вы мучаете меня? Зачем, когда все и так ясно — через неделю придут корабли и переправят вас на Землю, на Куулу, на Париж-100, куда угодно.
— Неужели ты не понял. Лисенок, что мы никуда не уйдем отсюда?
— Вас не спрашивают, вам даже не приказывают, вас просто заберут отсюда, хотите вы этого или нет.
— Лисенок, силой от нас ты ничего не добьешься. Мы не те люди.
— Не я. Земля. Вы ничего не сможете сделать. Сюда придут корабли…
— А мы их не пустим!
Бончарцы одобрительно зашумели — еще чего, пусть только сунутся! Пусть у себя приказывают. Здесь им не Земля!
Молодой слабо усмехнулся.
— Каким образом?
— Увидишь, Лисенок. Скажи им всем — мы будем драться. Скажи — мы умеем.
Среди всеобщего гама Молодой вдруг вскинулся, встал, впился в Косматого удивленным взглядом.
— Я понял! Я только что понял. Вот! — сказал он громко и резко, потом повернулся к бончарцам. — Вот те слова, ради которых он меня изводил. Слушайте! Весь этот разговор — провокация, ну конечно,