— А ты иди ко мне домой, попроси у жены самописок побольше. Она знает где. А ругаться начнет, скажи — я велел. Будем людей расставлять.
Виктор примерно понял, зачем он нужен Косматому, и приготовил, как ему показалось, короткий, точный ответ. Лицо и вся фигура его выражали такое непробиваемое упрямство, что Косматый, скользнув по нему взглядом, довольно ухмыльнулся.
— Хорошо смотришь, Панчуга!
— Зачем звал?
— Погоди. Видишь, дела?
И снова занялся другими. Он не замечал его, даже нарочно не замечал, тыкал пальцем в разные стороны, звал кого-то, кого-то гнал прочь, а Виктор переминался, переминался, пока, наконец, не потерял терпение.
— Так что насчет меня, Косматый? Погода портится.
— Ты погоди с погодой. Ты мне знаешь что? — Косматый не смотрел на Виктора, выискивал кого-то глазами. — Вот что. Ты скажи, какое у тебя на катере оружие?
— Я против Земли не пойду, — выпалил Виктор заготовленную фразу. — Зачем тебе мое оружие?
Но Косматый уже отвлекся, снова забыл про Виктора. Правда, был такой момент, когда деловой вид слетел с его лица, глаза расширились, рот съехал набок и проступила такая страшная тоска, что Виктору стало не по себе. Но Косматый тут же набычился, еще больше пригнулся к столу, выставил палец как флаг, рявкнул:
— Гжесь, погоди-ка!
Высокий рябой колонист, собиравшийся было уйти, заметно вздрогнул, обернулся и неприветливо спросил:
— Ну?
— Ты же все равно своего Омара сейчас вызывать будешь, правда?
— Что, нельзя?
— Так ты ему скажи, пусть с пеулами договорится, — в голосе Косматого слышалось непонятное торжество. — Пусть они идут сюда с лопатами, норы боевые строить помогут. Да пусть колючек метательных побольше приволокут.
Гжесь замялся, и тогда встрял Виктор.
— Так я пойду, Косматый.
Тот метнул в его сторону недовольный взгляд.
— А мне говорили, что ты держишь свои слова.
— Я не тебе обещал остаться.
— Ей — все равно что мне. Гжесь, что стоишь, иди.
— Но послушай, Косматый, какие там обещания? — взмолился Виктор. — Я же не обещал драться за вас!
— Обещал — не обещал! — отмахнулся Косматый. — И слушать не хочу. Гжесь, ну?
— Омар не пойдет, — угрюмо пробурчал Гжесь. — Омар не захочет драться.
— А чего еще твой Омар не захочет? — вскинулся Косматый, мгновенно ярясь (но тоска, тоска проглядывала сквозь его ярость). — Погоди, Панчуга, сейчас. Что тебе тот Омар? Он и десяти лет здесь не прожил, только все портит.
Виктору показалось, будто шум бури усилился, но это было не так, просто смолкли все разговоры в библиотеке.
Гжесь тяжело поднял глаза на Косматого, заговорил медленно, как во сне: