– Поздравляю с высокой наградой Родины, – сказал вождь и пошел к трибуне. Пожилой дядька, сутулый даже, видно, что устал. Но речь толкнул минут на двадцать.
* * *
– Молодец, хорошо выступил, – похвалил меня Кирпонос. Сдается мне, в здание веры в мою везучесть заложен еще один камень.
– Да само вышло, случайно, – попытался оправдаться я. – К слову пришлось просто.
– Ладно, хватит прибедняться. Давай, к жене, вечером, допустим, в шесть, жду вас в «Национале». Надо же награду обмыть. Не переживай, стол за мной, я угощаю! Я ведь, пожалуй что единственный комфронта, у которого адъютантом Герой Советского Союза. Так что повод выпить есть.
В Лефортово, в госпиталь к Вере, я летел как на крыльях. Особенно на «эмке» это хорошо получалось. Завезли Кирпоноса на Знаменку, в Генштаб, и поехали. Водитель сегодня был другой. Но перед госпиталем надо было заехать еще в одно место. Поковать горячее железо.
– Извините, а далеко редакция «Правды»? – спросил я водителя.
– Газеты-то? Не очень, верст шесть будет отсюда, – невозмутимо ответил тот. Вот ничем не удивишь их. Надо какому-то старлею в главную газету страны? Да пожалуйста, враз домчим.
Редакция газеты «Правда» размещалась на улице Правды. «Эмка» остановилась прямо перед подъездом. Вахтер меня пропустил, но, невзирая на форму и свеженькую золотую звезду, документы затребовал. Записал в какой-то гроссбух и кивнул на лестницу:
– Второй этаж, налево дверь. Пётр Николаевич на месте.
В приемной меня попыталась остановить секретарша, сухонькая старушенция, сидевшая за своим столом года с двенадцатого, или когда там газету основали. Однако прыткости годы ей не убавили. Она вмиг оказалась между мной и дубовой дверью с табличкой «Главный редактор Поспелов П.Н.».
– По какому вопросу, товарищ? Вам назначено?
– По вопросу письма в редакцию. Нет, не назначено, я проездом в Москве.
– Так это вам в отдел писем, что же, главный редактор с каждым обращением разбираться будет?
– А если это письмо посоветовал написать…, - и я посмотрел прямо над головой секретарши.
– Тогда… сейчас, одну секунду, – она исчезла за дверью. Всё она правильно поняла, там, куда я смотрел, не шестикрылый серафим появился, этого бы она в очередь посадила. Там висел неизбежный портрет известно кого.
Не прошло и минуты, как я был допущен в кабинет. Ничего необычного – стол для совещаний, стол начальника, казенные стулья, которые, наверное, специально делали такой формы, чтобы сидеть на них было очень неудобно. Книжные шкафы с рядами собраний сочинений вождей, еще парочка забиты какими-то папками. На стене опять-таки известно кто, а рядом с ним картина, изображающая Ильича, сидящего в кресле с неснятым белым чехлом и внимательно читающего эту самую газету. На дубовом столе явно дореволюционной работы пара стопок бумаг, два телефонных аппарата. Мало чем отличается от кабинета Кирпоноса в Киеве, в который я по сто раз в день захожу.