– Убил? – спросил Гилас.
Сунул рогатку обратно за пояс и подбежал к Пирре.
– Да, – протянула до сих пор не опомнившаяся Пирра. – Метко стреляешь. Думала, ты ее даже не заметил.
Гилас усмехнулся:
– Главное, что она меня не заметила.
Проводив дух козы в иной мир, Гилас разломил пополам кости ног животного. Дети с удовольствием полакомились сытным костным мозгом. Сил сразу прибавилось. Гилас и Пирра потащили тушу козы обратно к своему маленькому лагерю.
Гилас настоял на том, чтобы использовать все части козы до единой. Сказал, если пропадет хоть один ошметок, это будет неуважением к козе. И оставил бедро запекаться в горячей глине вместе с улитками, которых собрала Пирра. Девочка, конечно, возмущалась, но Гилас все-таки спихнул на нее грязную работу: посадил выскабливать шкуру. А сам тем временем нарезал мясо, печень и сердце тонкими ломтиками и повесил сушиться. Нарочно выбрал место повыше, чтобы до еды не добрались шаловливые лапы Разбойницы.
Остаток дня прошел спокойно: дубили шкуру и желудок, чтобы сделать мешок и бурдюк. Готовили колбасу: набивали кишки кровяными сгустками и рублеными каперсами. Последние нашла Пирра, и Гилас поглядывал на неизвестное лакомство с подозрением. А Пирра радовалась, что в кои-то веки знает что-то, чего не знает он.
В награду за вычищенную шкуру Гилас сделал для Пирры нож. Угрожающе острый обсидиановый клинок вставлен в рукоять из козьего рога, обмотанную сосновым корнем, чтобы не скользила в руке. Пирре нож очень понравился, потому что в Доме Богини ничего подобного уж точно не найдешь.
Когда мясо приготовилось, все трое накинулись на него с такой жадностью, что стало не до разговоров.
Разбойница все ела и ела. Живот у нее стал размером с дыню. Маленькая львица развалилась на боку и уснула: надо же переварить сытный ужин. Вокруг шеи малышки повязана увядшая Морская Лилия. Перед тем как покинуть ущелье, Гилас оставил подношение: козьи уши. А Пирра растерла сок двух цветков и по своему лбу, и по лбу Гиласа. Из третьего сделала что-то вроде ошейника для Разбойницы – пусть и она тоже получит благословение.
Наконец Пирра тяжело вздохнула и утерла с подбородка жир.
– В жизни ничего вкуснее не ела! А приятнее всего, что еда горячая! На Кефтиу вечно приходилось есть холодное. Мои покои дальше всех от поварни.
Гилас фыркнул:
– Ах ты, бедняжечка.
Пирра кинула в него панцирь улитки, потом улеглась на бок, задумчиво жуя стебель фенхеля.
– Ты ведь так и не рассказал, как научился ходить по следу. Ну и всему остальному тоже.
Гилас колючкой выковырнул улитку из панциря и съел.