У Кафки нет грандиозных полотен, хотя есть несколько романов, но это все как какие-то обрывки чего-то, галлюцинации, видения, сны… То привидится замысловатая машина для казни, то замучает какая-то дрянь, до истоков которой не добраться, какой-нибудь докучливый невпопад, то почудится герою, что он превратился в насекомое. Вообще сюжет у Кафки обычно предельно прост. В романе «Процесс» герой, подавленный непонятным ему бессмысленным процессом, не может ни выяснить, в чем его обвиняют, ни даже встретиться с неуловимыми судьями, которым предстоит судить его. Суд же без предварительного рассмотрения дела приговаривает его к обезглавливанию. В другом романе — «Замок» — герой, землемер, вызван в замок, но ему не удается ни проникнуть в замок, ни познакомиться с тем, кто этим замком управляет. В одном из рассказов речь идет об императорском послании, которое не доходит до адресата из-за того, что люди задерживают гонца. Еще в одном человек умирает, не успев выбраться в ближайшее селение. Это все кошмары, но кошмары, имеющие — так полагал Борхес — в основе знаменитую апорию Зенона о движении: догонит ли Ахиллес черепаху при движении из пункта А в пункт Б, и состязание это длится бесконечно, ибо Ахиллесу черепаху не догнать.
И, обратите внимание, маленький обыватель Замза, превратившийся в гадкое насекомое, умирает, совершая самоубийство в маленькой комнате, в которую его упрятало от чужих назойливых глаз семейство, и он даже внутренне не протестует, ведь с судьбой, роком не борются. И при этом в том, что превращение происходит, никто не сомневается, все поражены, шокированы, но никто не удивляется. Абсурд подается как естественное событие. Но отчего это абсурд?
Здесь надо вспомнить Бальзака, да еще и Пруста и Фолкнера. Дело в том, что все эти писатели занимались своего рода «объясняльной деятельностью». Когда у этих авторов персонаж что-либо говорит, или делает жест, то потом писатель на две страницы, а у Пруста и того больше, объясняет, отчего они так сказали или сделали. У Кафки все наоборот. Как метко замечал известный философ и социолог Вальтер Беньямин: «Кафка отделяет гримасу от причин и получает предмет для бесконечных размышлений». Но, вообще-то говоря, попытки изобразить жест, не интерпретируя его, не истолковывая, были известны давно. Вот, например: «Во втором акте были картоны, изображающие монументы, и была дыра в полотне, изображающая луну, и абажуры на лампе подняли, и стали играть в трубы и контрабасы, и справа и слева вышло много людей в черных мантиях. Люди стали махать руками, а в руках у них было что-то вроде кинжалов, потом прибежали еще какие-то люди и стали тащить прочь ту девицу, которая прежде была в белом, а теперь в голубом платье. Они утащили ее не сразу, а долго с ней пели, а потом только утащили, и за кулисами три раза ударили во что-то железное, и все стали на колена и запели молитву».