Меня спасают выходные, которые я провожу в Милане с близнецами. Мы часто бываем на свежем воздухе, потому что улица кажется мне единственным подходящим местом для взросления. Мне с ними хорошо, они в том возрасте, когда все вызывает у них любопытство. Старший (тот, что на минуту раньше вышел из чрева Ребекки) обожает паркур, младший рисует. Мы ходим по музеям, гуляем в парках, бродим без всякой цели. Пользуясь своим сходством, они меняются ролями, мнениями и поводами для жалоб.
– Папа, у меня ноги болят, – хнычет один.
– А у меня нет, – говорит второй.
– Пожалуйста, давай отдохнем.
– Идем дальше!
Прохожие нам улыбаются. Хотя у них темная кожа, они на меня похожи. Мы забавно смотримся вместе. Мы шагаем до тех пор, пока у того, кто хотел идти дальше, не начинают болеть ноги, зато тот, кто хотел отдохнуть, рвется вперед.
– Я так и знал, ты всегда на его стороне.
– Ты всегда на его стороне!
– Я хочу домой.
– А я не хочу!
Я решил не начинать войну из-за опеки. Я мог бы одержать верх – и, по мнению моего адвоката, победа была гарантирована, – но какой ценой? На суде мне бы пришлось обнародовать мрачные страницы истории моей семьи, незажившие раны снова закровоточили бы, боль с новой силой захлестнула бы меня. Разве мы все недостаточно страдали?
Нет рецепта, как стать хорошим отцом. Одно знаю точно: я хочу пройти по жизни моих детей на цыпочках. Я не буду ни во что вмешиваться или навязываться с планами, которые не продиктованы их собственными отношениями с миром. Мы не на войне, где главное – победить, мы должны залечивать раны. Я хочу их научить только этому. Было бы здорово, научи меня этому мой отец.
После Американца я так ни с кем и не подружился. Возможностей было предостаточно, взять хотя бы коллег, но ни с кем отношения не заходили дальше искреннего, но поверхностного участия. Время быстро сузило перед нами свою перспективу.
Высокая квалификация поддерживала в нас дух соперничества, бешеный рабочий ритм вынуждал грамотно планировать отдых, карьерные шаги – переезжать из города в город, из страны в страну. Потом наши женщины вдруг решали, что хотят детей и собственный дом, хотят стабильности. Мы тоже этого хотели. Или же не хотели, равно как и они этого не хотели, но притворялись, будто хотят, и в итоге мы дружно настаивали, что хотим чего-то, однако это было не так, и мы втягивали друг друга в коллективный психоз под названием «семья».
Да никто и не выдержал бы сравнения с Лео. Больше ни с кем я не совершал таких захватывающих открытий, ни с кем не строил таких грандиозных планов, у нас с новыми знакомыми даже не было времени, чтобы позволить себе окунуться в поток из слов, музыки и сигарет. Нас устраивали разговоры ни о чем и однообразные встречи, а за удовлетворение от жизни, по нашему мнению, отвечали отношения в паре, основанные на верности и прочей чепухе, да регулярные звонки финансового консультанта, который подтверждал, что нам не грозит превышение налоговой ставки и мы можем со спокойной душой выставлять счет.