– Надо было доделать пересказ по главам и сдать его Де Рома, – сказал я, оправдываясь. – И мне нравится Сильвио Пеллико.
– По мне, так лучше полукровки. – Сигарета повисла у него в углу рта. – Как называлась та тюрьма?
– «Шпильберг».
– Мурашки по коже от этого названия. Но я до сих пор поверить не могу, что ты забыл нож.
Я натянул на голову капюшон.
– Я его не забыл. Я так понял, что он понадобится только завтра.
Царившую на холме тишину прорезал свист, и мы чуть привстали, чтобы лучше видеть улицу через боковые окна машины. На противоположной стороне, на тротуаре, колыхалась какая-то тень. Американец бросил сигарету на землю, раздавил ее правой ногой и свистнул в ответ. Тень успокоилась и продолжила свой путь.
– Мы встречаемся на пригорке? – спросил он.
– Откуда я знаю, если ты мне даже не сказал, что мы сегодня идем на дело?
– Господи, иногда ты ведешь себя как идиот.
Налево уходил узкий проход, не шире трамвайных путей. Когда до пригорка (кучи из мусора и металлолома) оставалось всего ничего, показался коренастый силуэт нашего сообщника. Его звали Марко, но в школе он был известен как Маркетьелло, отчего казался мне еще отвратительнее. К сожалению, без таких людей мы бы не справились. С ножом я управлялся не слишком ловко и не раз в последнюю секунду, когда мне не хватало смелости воткнуть лезвие в покрышку, подводил ребят. В такие моменты я обычно вспоминал откровения моего отца о том, каких жертв ему стоила покупка первых машин. Все эти векселя, задатки, датированные более поздним числом чеки, дамокловым мечом висевшие над его текущим счетом…
– Ты опоздал, – отчитал Американец Маркетьелло. – Мы договаривались на шесть.
Тот пожал плечами и попросил сигарету, Лео прикурил сразу две и одну протянул ему. Маркетьелло показал на меня:
– Он не курит?
– Ему тринадцать.
– Ну и чё? Я в тринадцать уже вовсю смолил.
Я терпеть не мог Марко. Его острые зубки и десны как у грызуна действовали мне на нервы. Так и хотелось двинуть ему. Он вел себя как бывалый головорез, но все знали, что отец – оптовый торговец оливковым маслом, нажившийся на тендере от больницы Кардарелли, – называл его Маркино, а не Маркетьелло, и это была серьезная проблема, поскольку уменьшительноласкательные прозвища в нашем квартале не жаловали.
Мы последовали за ним до места, где ограда парка Вилла Тереза выдавалась в поле, перелезли через нее и с хрустом приземлились на кучу пожелтевших листьев. Подняв глаза, я увидел свисающую с верхушки стены колючую проволоку.
Это место называлось «Кемпинг» – оазис в черте города, где каждый вечер многоэтажные громады на холме Каподимонте заглатывали своих обитателей. Здесь было влажно и тихо, кругом дубы, припаркованные автомобили, наблюдающие за входами охранники. Если местный житель, проснувшись утром, обнаружил бы проколотое колесо, то первым шиномонтажником в радиусе трех километров, к которому он мог обратиться, оказался бы Шестипалый.