* * *
Пока отец каждый вечер хватался за голову, сидя перед телевизором и слушая, какое апокалиптическое будущее ждет нашу страну, в мою жизнь ворвалась Катерина. У нее были длинные золотистые волосы, высокий лоб и опаловый цвет лица, не скрывавший проступающие на скулах сосуды, вдобавок к этому прилагалась беззастенчивая чувственность. Катерина красила свои длинные ногти лаком – ни одна девчонка в гимназии на это не отваживалась, – что я находил очаровательным, а все остальные – вульгарным. Как и в предыдущие два года, все шло к тому, что экзамены она не сдаст, но, казалось, ей наплевать. Задания в классе и контрольные она игнорировала, ее единственной целью было в совершенстве владеть итальянским.
Она всегда опаздывала и влетала в класс взволнованная и с размазанным макияжем. Выйдя из школы, вспархивала на мотоцикл – не свой, а какого-нибудь парня. У меня каждый раз замирало сердце, когда она устраивалась на сиденье и руками обхватывала за пояс очередного счастливчика. Тут у меня шансов не было.
Родители не поддавались даже на мои мольбы о плохоньком подержанном мопеде «пьяджо си».
Девочки ее обожали, потому что хотели быть как она, мальчики мечтали о ней, жаждали потерять с ней девственность, но для четырнадцатилетних подростков, корпевших над переводами с латыни, эта перспектива была недостижима, хоть лопни от злости. Оставалось только подолгу разглядывать ее на уроках, запоминать, как она качает головой или постукивает ногтями по парте, а потом возвращаться домой и справляться с обуревающими чувствами своими силами.
Это благодаря ей я пригласил на свой день рождения гораздо больше людей, чем обычно. Чем чаще она, такая раскованная, появлялась в школьных коридорах в своих «конверсах», тем непринужденнее и приветливее становились остальные девочки, а значит, и мальчики вели себя посмелее и поумнее. Катерина была носителем духа эмансипации.
Она переехала с родителями из Греции около двух лет назад. Поговаривали, что ее отец, остеопат, творит чудеса. Мать у нее была актриса. Жизнь в Афинах им наскучила, и они остановили выбор на Италии, а именно на Неаполе – «самом европейском городе в Средиземноморье». Так я открыл для себя, что люди снимаются с насиженного места не только ради работы или карьеры, но и чтобы просто увидеть мир, и что есть такие – кстати, их немало, – кто не боится все потерять, не мечтает сколотить состояние любой ценой и купить шикарную машину. Для меня это было до того революционное открытие, что я чувствовал себя чуть ли не Коперником.
Как и все остальные, я любил ее и, будучи подростком, полагал, что моя любовь уникальная, куда более романтичная, мучительная и беспощадная, чем у других. И благодаря Катерине я понял, что вера в собственную неповторимость – это заблуждение, которое порождает лишь монстров одиночества.