Американец (Вирджилио) - страница 62

Узник


Часть первая


2001–2010

Ты отринул нас, Ты сокрушил нас, Ты прогневался.

Псалом 59


Когда-то, еще во времена работы в Бари, Эдуардо по той или иной служебной надобности оказывался в кабинете Катальдо Ролло и забавлялся тем, что, покорно внимая очередной тираде директора барийского филиала, разглядывал висевшие над письменным столом гравюры с изображениями пастухов из знаменитого рождественского вертепа XVIII века – жемчужины художественной коллекции банка. Все эти точильщики в лохмотьях, разодетые в пух и прах простолюдинки и полусонные дети всегда были ему симпатичны. Любой, взглянув сначала на этих бедняков, а потом на него, подтвердил бы, что они ничем друг от друга не отличаются – живут впроголодь и надевают в праздник свое лучшее платье.

Потом отец уехал из Бари и не вспоминал о вертепе до тех пор, пока поздней весной 2001 года не пришел в кондитерскую «Мочча» на виа Сан-Паскуале, где ожидавший его представитель профсоюза с неожиданно мрачным видом сообщил, что все катится под откос.

– Туринцы сделали свой ход. – Так его собеседник высказался об инициированной «Санпаоло Ими» покупке большей части пакета акций Банка Неаполя у Национального рабочего банка. Дело дошло до того, что какой-то савойский франт вздумал перевезти это бесценное сокровище в туринский офис. – Они всё разграбили. Письменные столы, кресла, картины… И вертеп! Все уже упаковано и готово к отправке на север страны.

Представитель профсоюза смерил взглядом чопорного официанта, заказал четыре шоколадных профитроли и два эспрессо, а Эдуардо тем временем приготовился услышать о новых выходках подлых захватчиков. Это был секрет Полишинеля, но, чтобы услышать его своими ушами, следовало назначить встречу в кондитерской.

Досрочный выход на пенсию.

Представитель профсоюза – коренастый человечек, все время теребящий бороду, – испытывал легкую неловкость, произнося эти слова. Желание нового руководства отделаться от него на двадцать четыре месяца раньше, вытолкнув на пенсию, мой отец воспринял как оскорбление. Его собирались уволить в пятьдесят шесть, и это после двадцати пяти лет службы!

Сукины дети были готовы на все, даже выплачивать зарплату просто так, лишь бы он больше не появлялся в коридорах банка.

– Только не принимай на свой счет, всему набору 1974 года предлагают то же самое, – заверил его профсоюзник. – Предложение, конечно, заманчивое. И еще неизвестно, поступит ли оно снова, если ты сейчас откажешься…

Эдуардо, охваченный странным беспокойством, залпом выпил кофе. Посетители кондитерской сновали мимо, безразличные к буре в его душе. Как они могли спокойно заказывать пирожные, пироги, кофе и не замечать, что происходит? Удар по Банку Неаполя – это не просто увольнение его самого и коллег, это поругание достоинства всего Юга, сокращение тысяч рабочих мест, предприятий, уничтожение многовековой истории. Эти люди понимали, что бар «Даниеле» в Вомеро терпел убытки по вине туринцев, аннулировавших подряд на поставки? Как «конкистадоры» собирались укреплять имидж своей организации, если они отказались от кофе-брейков во время совещаний?