– Так почему же ты его не принял? – перебил он меня.
– Жена не захотела жить так далеко.
– Ну вот, видишь? Ты жертва. И всегда ею был.
– Нет, я не жертва.
– Ты жертва. Ты был способен на большие свершения, но тебе помешали.
– Вероятно, у судьбы были на меня другие планы.
– Если бы все решала эта гребаная судьба, таким, как мы, даже не дали бы родиться. Мы родом с улицы. Все, чего мы добились, досталось нам потом и кровью. Судьба на стороне господ, а не на нашей.
– Но мы с вами не с одной улицы родом.
– А вот и нет.
– И пот, и кровь у нас разные.
– Одни и те же. И теперь ты можешь получить все, о чем мечтал.
– Уже поздно, я слишком стар.
– У тебя полно времени, Эдуа.
– Мое время ушло.
– Ты познакомился со мной, и я говорю, что время есть.
Он улыбнулся. И на пороге шестидесятилетия я понял, что только что встретил своего первого друга.
Да, да, я знаю, о чем ты думаешь. Ты думаешь, что я согласился из-за денег. Ты думаешь, что у такого, как я, с моим-то прошлым, разыгрался аппетит. Конечно, разыгрался. У любого умного человека сердце колотится быстрее при виде пачки хрустящих банкнот с портретом Караваджо>[25].
Нет, Американец, я так поступил по другой причине.
Я так поступил потому, что мне это нравилось. Потому что я никогда в жизни не чувствовал себя таким живым. Есть лишь одна истина, в которую я слепо верю: деньги – величайшее изобретение человечества после Бога, но с ними куда веселее, и их можно потрогать.
Никто и чентезимо бы на меня не поставил, в том числе я сам. Однако я справился. Съехал из желтых малоэтажек и избавился от одежды, пропахшей отсыревшим туфом, из которого построен этот город. Я служил банку верой и правдой до тех пор, пока меня не выбросили на улицу, как пса, а зализав раны, я учуял приближение нового хозяина.
В начале 2002 года Кирпич предположил, что наша разведка еще много лет будет занята одной лишь террористической угрозой, а значит, он пока может заняться превращением своей огромной кучи дурно пахнущих денег в солидный капитал честного магната.
Так я и занял должность налогового консультанта в «Каламаро 3000», крупнейшей на юге Италии компании по оптовому производству полуфабрикатов. В своем крошечном офисе, спрятанном за холодильными витринами с осьминогами и креветками, я боролся со временем. Каждый день я по распоряжению Кирпича разыскивал выгодные возможности для инвестиций, и надо было поторапливаться, пока Усама бен Ладен не вернулся в горы Пакистана или Афганистана.
Чем старательнее Усама прятался от правосудия, тем вольготнее мы себя чувствовали, тем беспрепятственнее продвигали свои схемы капиталовложения по всему миру, создавали фиктивные компании с привлечением иностранных аферистов, получали гарантированные подряды на строительство дорог и аэропортов в Казахстане, установку видеокамер в Сахаре, поставку комплектующих деталей эмирам Катара, покупали и продавали недвижимость в Южной Америке. Если бы не миллионы людей, ежедневно использующих слово «глобализация» и вкладывающих в него вполне определенный смысл, никто и не сомневался бы, что глобализация – это процесс, в ходе которого устанавливается связь между наркоторговцем из Тираны и компанией, строящей стадионы в Омане, при посредничестве неаполитанского каморриста и заядлого игрока в бильярд, не по дням, а по часам осваивающего географию.