Мы выскочили из бронеплатформы и разыскали начальника боевого участка.
— Лазо далеко отсюда? — спросил «Москвич».
— Рядом.
— Какая-нибудь связь с ним есть? Телефон или нарочный?
— Ето е, и така и сяка, — лениво отвечал начальник, огромный широкоплечий украинец с пышными усами, весь увязанный ремнями и портупеями, словно походный баул, — Та товарыш Лазо сам зараз тутечки будэ. Вин у самэ пекло хоче броневиком добираться. Ступайтэ до броневика, там командыры сходятся.
Мы вернулись к своему поезду. Действительно, меньше чем через час прибыл Лазо с несколькими красногвардейцами. Состоялся летучий военный совет. Лазо приказал оставить только арьергарды и, отойдя, занять фронт за Выдрином. Броневик прикроет отступление арьергардов…
Во время заседания совета Лазо несколько раз посматривал в нашу сторону, но ничего не сказал.
Провожатый представил меня.
— Тот самый, о котором мы с вами говорили два дня назад. Член партии с шестого года. Боевик, каторжанин, часто жил нелегально.
— Отлично. — Лазо встал, протянул мне руку. — Мы подвезем вас, товарищ Мызгин, еще ближе. Фронт и наш и противника неглубок. Мы занимаем Тункинский тракт, белые с чехами тоже на нем. А между Байкалом и трактом — сплошной цепи нет, интервал, видимо, очень широкий. Пройти там относительно легко. Ну, прощайтесь, товарищи. Вы, — он повернулся к «Москвичу», — оставайтесь здесь. Я сам передам Мызгина по цепи.
…Броневик так близко подошел к позициям пехоты, что снаряды чешского бронепоезда падали совсем рядом. Мы вступили в артиллерийскую дуэль, и состав глухо вздрагивал при каждом выстреле.
Лазо легко соскочил на полотно. Найдя командира отряда, он поручил меня ему.
— Время тяжелое, товарищ, — сказал Лазо, положив мне руки на плечи и глубоко заглянув в глаза. — Работа опасная. Желаю успеха в борьбе! Мы скоро вернемся. Действуйте умело, осторожно. Саботируйте, не давайте белым хлеба, угля, бастуйте. Подрывайте эшелоны. Ну, счастливого пути, дорогой! — он притянул меня к себе, и мы крепко, троекратно расцеловались.
Командир подозвал стоявшего рядом красногвардейца, и тот повел меня в тайгу, к цепи.
— Слушай, ты не брат товарищу Лазо? — спросил он после долгого молчания.
— По борьбе брат.
— Ну, по борьбе мы все братья, — философски заметил боец. — Эх, все бы такие были, как Лазо! Большой человек!.. Себя не жалеет, когда только спит и ест, не знай.
От красногвардейца к красногвардейцу передавали меня по цепи к левому флангу, пока я не оказался у самого крайнего поста. Уже стемнело. Часовой лежал, а его подчасок стоял, укрывшись за толстой лиственницей.