— Дык ведь, господин офицер, большаки хозяйство мое вконец разорили: кулак, говорят. Хошь не хошь, а жрать надо. Вот и пришел сюда, на шахты. Чай, не сахар здеся-то, от добра добра-то не ищут…
Тем не менее меня повезли в Черемхово. «Ну, — думаю, — попаду на глаза Волохову — пропал. Он меня знает, при царском режиме мы с ним на одной квартире жили. А бежать нельзя — сорву съезд».
Рабочие вручили мне сверток с провизией, я успел тайком шепнуть кому надо, чтобы сообщили обо мне Трифонову, — пусть попробует выручить.
Привезли меня не в тюрьму, а в отдел контрразведки, усадили в прихожей. Смотрю, публика все незнакомая. Приободрился.
В это время, вижу, по коридору идет женщина. Да ведь это Маша Митава! Толковая, энергичная, она активно работала при советской власти. Мы были хорошо знакомы, и я всегда говорил, что она лишь по недоразумению эсерка, ей бы впору быть большевичкой. Очень меня поразило и расстроило то, что я увидел ее в контрразведке. Неужели и эта переметнулась?! Времена тогда были суровые, сложные, всяко могло случиться.
— Кто такая вон та женщина? — спросил я своего конвоира.
— Волохова личная секретарша, — важно ответил солдат.
Н-да, Петруська, покуда обстоятельства складываются не в твою пользу…
— Задержанного Чертова сюда!
Меня ввели в кабинет. Сидят несколько русских офицеров. Знакомых среди них нет. Немного отлегло от сердца.
— Скажите, кто из большевиков обидел вас? Мы заставим их оплатить убытки.
— Так ведь нас не было дома-то. Как заваруха вся началась, я с семьей ушел к бурятам в улус. А когда вернулся, все уж было разорено…
— Ну, ладно, узнаешь виновников — скажи нам. А теперь ступай, свободен.
«Ловушка или ротозейство?» — гадал я, идя окольным путем на конспиративную квартиру. Там я застал Трифонова, Софью Феофановну, Стрельченко.
— Ну, как хорошо! — обрадовались они, по очереди пожимая мне руку.
— А мы уж боялись, что напорешься на Волохова, — покачал головой Трифонов.
— Ничего, Митава постаралась бы выручить. Она тебя видела в контрразведке, выжидала, что будет.
К этому времени в Черемхово вернулись многие из тех, кто пытался эвакуироваться. Среди них были Ваня и Лиза Огурцовы. Администрация копей и власти считали возвратившихся раскаявшимися красногвардейцами. От Софьи Феофановны я узнал, что у нас хорошо наладилась связь с Омском, Томском, Канском, Иланской, мы даже получали, правда с опозданием, газету «Рабочий путь».
Съезд профсоюза состоялся. Я на нем не присутствовал, хотя и был делегатом, — партячейка запретила, боясь моего разоблачения. Председателем выбрали Куропяткина, секретарем — Ходникевича. Жизнь оживилась, легальная и подпольная.