С собой у меня была подробная записка Чевардину.
Свидания разрешались с обеда до трех часов пополудни. Вскоре после обеда я уже подходил к больнице.
С обеих сторон к больнице шли родственники заключенных. Их было довольно много, что меня порадовало: с группой людей пройти лучше, меньше станут приглядываться. Я чувствовал, что лезу прямо черту в пасть, и на душе кошки скребли. Но надо — значит надо!
Вот и первый часовой. Ни на меня, ни на других посетителей он не обращает ровно никакого внимания. Даже не глядя в нашу сторону, солдат флегматично крутит цигарку. Весь его вид словно говорит: «Как мне это все осточертело!»
Настроение у меня поднялось.
Вошли в коридор больничного корпуса. Здесь около стола посетители предъявляли свои пропуска второму часовому и надзирателю, не менее равнодушным. Солдат тупо смотрел куда-то в потолок, а надзиратель лениво просматривал принесенные продукты и ставил на пропуске отметку.
Дошла очередь и до меня. Показал пропуск. Надзиратель неожиданно оживился:
— А, это к Чевардину! — дружелюбно сказал он. — Ну и крепкий же парень ваш браток!
Надзиратель отметил и вернул мне пропуск.
— Ихняя палата — шестая налево, — объяснил он. — Она открыта. Там тяжелые лежат. Из них только ваш брат понемногу встает. С клюшкой ходить учится.
Отлично! Вошел я благополучно. Еще бы так же благополучно выйти.
Дверь в шестую палату была открыта. Я распахнул ее и быстро окинул комнату взглядом. В ней стояло десять коек, но все, кроме двух, были свободны. Алексей лежал у огромного окна. Он читал книгу и даже не взглянул в мою сторону.
Едва я шагнул к койке Чевардина, как вдруг меня остановил голос второго больного:
— Ванюшка! Ты как сюда?!
Я застыл от неожиданности: у самого входа лежал сынок симского купца Медяника, отъявленный черносотенец и громила. У меня язык прилип к гортани. А Медяник весело продолжал:
— А мне говорили, ты политик и от власти скрываешься!
Мелькнула мысль: «Без стрельбы не уйти!» Но в тот же миг родилось другое решение. И я бросился к Медянику с распростертыми объятиями:
— Федька! А я выглядываю, где ты! Твои старики просили меня передать тебе гостинцы. Эх, какой ты плохой стал! Зеленый вовсе, похудел…
Я мигом присел у него в ногах, развязал узелок и стал выкладывать продукты, продолжая заговаривать ему зубы:
— Это я-то политик? Что ты! Наоборот! Я состою в «Союзе истинно русских». Вот, видишь, и к тебе пришел.
В это время я бросил взгляд на Алешу. Тот уже во все глаза уставился на меня. Вид у него был такой растерянный, что в другое время я, наверное, расхохотался бы. Но тут было не до смеху. Я чувствовал, что Чевардин вот-вот крикнет мне: «Изменник!» — и тогда все пропало. Но в такие острые моменты, к счастью, появляется какая-то дьявольская находчивость и изворотливость.