Этой бабке Домне лишь бы только поворчать: я ж знал, да наверняка знала и она сама, что будет принесена и вода и что печь в их хате тоже не останется нетопленной — тетка Прося найдет утром под загнеткою сухие дрова.
Уже на улице вспомнил, что забыл положить письмо от Грицая, но возвращаться назад не хотелось. Газету-то я отдал — найдя свободное место на лавке, всунул ее между кринок. «Ну, а письмо отдам на свадьбе», — подумал я и шмыгнул меж яблонь.
Холоденок уже сидел на скамейке — будто нарочно поджидал меня.
— Так что, ты мою газэтку так и не отдашь? Видимо, Горлачам занес ее? — крикнул он мне навстречу.
— Нет, дядька, я Горлачам ихнюю занес…
Холоденок все еще подозрительно смотрел на меня. Потом задрал голову вверх, какое-то время глядел в небо, после отвел взгляд в сторону, зацепился за конек Рогатуновой хаты, за опустевшее уже аистово гнездо на своей липе и вдруг ни с того ли с сего спросил:
— Ты не слыхал, не поймали тех воров, что вчера в булинский сад лазали?
— Не знаю, — ответил я. — А чего это вы у меня, дядька, спрашиваете?
— Вот увидел твою руку, да и думаю: не был ли и ты там?
— Что вы, дядька! — чувствуя, как краснею, как от страху заколотилось сердце и начали слабеть ноги, робко начал я.
— Вот тебе и «что вы»… А то вон Малах говорил, что вчера на них нападение было. Будто бы много воров приезжало. На машинах даже. Еле отстрелялись от них. Малах сказал, что должны из Орши ученых собак привезти — следы будут нюхать.
В нашей деревне, да и в Булине все звали Холоденкова брата Монахом в Белых Штанах, и только один Игнат настойчиво называл брата правильно, так, как записали его еще в церкви, — Малахом.
— О-о, собака — эта, брат, след возьмет и любого ворюгу поймает, — переведя взгляд с аистова гнезда на меня, будто бы сам себе заметил Холоденок. — Так все же поймали их или нет?
— Не знаю, — поспешно ответил я и побежал дальше.
— Смотри, чтобы этот след к вашей хате не привел, — бросил он вдогонку и засмеялся. — Вот тогда-то ты мне и газэтку принесешь…
Тот страх, который после встречи со сторожами в саду уже немного было затих, снова начал шевелиться, шириться, разрастаться, и через какое-то время он, косматый и упругий, казалось, охватил всего — невозможно даже было уже дохнуть, чтоб не почувствовать его холодное, как у змеи, тело…
Сейчас мне стало немножко свободнее — ни писем, ни газет в эти несколько хат не пришло, и я быстро бежал по тропинке возле самых заборов. Встретил Рогатунова Романа — тот мчался домой.
— Откуда ты?
— Со свадьбы, — ответил он, не останавливаясь. — Сегодня же Цыца женится. Я еще бы там побыл, но татка попросил, чтоб накопал бульбы и воды принес…