Валя искала очень долго. Не нашла.
— Сдаешься? — допытывался я.
— Сдаюсь.
Я показал ей. Эти слова были на занавеске, которую сама Валя красиво вырезала ножницами из газеты и приклеила, украсив ею окно.
— Иди ты, — рассердилась сестра, — мы на занавеске не отгадываем.
Тетка зажгла коптилку. Сняла ее с припечка и поставила на стол. И окно, за которым сумерки казались еще не совсем густыми, сразу потемнело, и на темных стеклах, словно на черной подкладке, красиво забелело замысловато, с любовью вырезанное Валей кружево занавесок.
Я ел и очень осторожно дышал — чтобы не потушить коптилку, что потрескивала рядом с миской.
— Вот поужинаешь, да надо будет жернова немного поправить — совсем уже не мелют, — убирая в судник кувшин с кислым молоком, сказала мне тетка. — Я принесла от Микиты старый дырявый чугунок, который им уже не нужен, он возле крыльца лежит.
Жернова в нашей хате всегда стоят возле порога. Мы редко когда выносим их в сени. Мы к ним уже привыкли, и они стали такой же обязательною вещью, как, скажем, стол, лавка, деревянная кровать, печь.
Эти жернова на коротеньких ножках сделал я сам. Правда, два тяжелых дубовых кругляка дал мне дядька Матвей, когда еще жил в Сябрыни. Он же помог продолбить круглую дырку в верхняке — чтобы было куда засыпать зерно. А все остальное делал я сам: к бегунку прибил длинную деревянную ручку от гранаты, катыш-лежак обил разогнутой и расклепанной полоскою бляхи, вырезанной из старого ведра. Долго я никак не мог подравнять ножки. И вымерю, и отрежу ровненько, а как только поставлю — не стоят на половицах, да и все: качаются. Я снова кладу жернова на пол, снова меряю, снова режу. Уже и ножки совсем коротенькими стали, а я все режу. Не знаю, сколько бы еще резал, если бы не тетка.
— Докуда ты, неумейка, резать будешь? — улыбнулась она. — Это же не ножки твои виноваты, а пол. Видишь, как половицы неровно лежат, а ты режешь…
Так и остались потом мои жернова на коротеньких ножках. А чтобы они стояли устойчиво, каждый раз приходилось искать для них ровное место, передвигая по половицам или подкладывая под них какую-нибудь щепку.
Поужинав, вышел во двор. Чугунок, который и правда лежал возле крыльца, я разбил камнем на маленькие кусочки — как раз на такие, какие можно будет загнать в дерево.
Вернулся в хату и снял верхняк-бегун. Ну конечно же, как такие жернова будут молоть, когда во многих местах осколки чугуна, забитые в кругляк раньше, повыпадали, и там, где они сидели, щербато темнели теперь одни только щели-вмятины.
Тетка мыла посуду. Валя помогала мне — она подавала кусочки чугуна, а я молотком загонял их в дерево. Чугун слабо поддавался ударам — в дуб плохо входят даже и гвозди.