— Вот с ним и поедете, — сказал мне секретарь райкома.
Ехали мы на грузовике — «хозяин» в кабине, а «народ», в том числе и я, — в открытом кузове. Дело было в июле, и где-то в пути, в лесочке, на берегу речки, в красивом уголке, машина остановилась — привал. Привал этот затянулся на целый час. Люди купались, выпивали и терпеливо ожидали, я в конце концов не выдержал и кого-то спросил: «Чего мы ждем?»
Ответом была чья-то многозначительная ухмылка и — шепотом — столь же многозначительный ответ:
— Хозяина ждем… С милкой своей в особое местечко пошли. Натешатся — придут.
И действительно, через какое-то время пришли — сначала она, пунцовая, с мокрыми волосами, и как ни в чем не бывало стала усаживаться среди других девчат, тщетно стараясь полуулыбкой прикрыть свой стыд; потом — он, дымя папироской, тоже будто так и надо, сел в шоферскую кабину и кинул:
— Поехали!
И таким пакостникам, подумалось мне, предоставляют трибуну, позволяют, а то и «поручают» говорить высокие и святые слова, «мобилизующие» призывы и заверения. И хлопают!
Какое растление души! И какая сила должна быть в народе, чтобы уберечь в себе что-то действительно святое и незыблемое! Какой запас прочности!
Но этот запас был. И несла его Марья и ей подобные, чистые.
Одним словом, я видел, что в деревне идет глухая, но напряженная внутренняя борьба сил утверждающих и сил разрушающих. Вопроса о том, на чью сторону стать, для меня не существовало. Вопрос был в другом: как и чем поддержать социалистическое начало в жизни нашей деревни? И тогда встал вопрос о Порхачеве.
Порхачевых я видел во многих обличьях, и во всех обличьях они представлялись мне носителями зла, потому что я видел, как мучаются и как борются с ними честные люди колхозной деревни. А что может сделать писатель со своим скрипучим перышком для поборения зла? Изобличить его, вскрыть его и человеческую и общественную сущность и в этом двуединстве показать ее читателю. Это я считал своим гражданским и писательским долгом. Отсюда — жизненно и логически неминуемое столкновение двух главных фигур романа, Марьи и Порхачева.
Так постепенно складывалась у меня центральная тема романа — проблема руководства колхозом, а говоря расширительно, проблема руководства вообще.
С наибольшей полнотой эта «расширительная проблема» развита в главе «Возрождение», и я не могу удержаться от того, чтобы не остановиться на ней подробнее, потому что глава эта глубоко синтетическая, она вся как будто бы выдуманная и в то же время вполне реалистическая, почти документальная, основанная и на конкретных, до ощутимости, впечатлениях, и на официальных материалах, которыми снабжали меня товарищи, работавшие в Совете по делам колхозов.