Было ли это идеализацией или лакировкой, как могут теперь сказать, оценивая «Марью» сквозь толщу прошедших годов? На мой взгляд, нет. Это сделано было не в угоду и угождению времени, а естественно вытекало из того эмоционального всплеска, полученного в ту памятную встречу в алтайском селе Волчиха, когда мне захотелось воспеть ту безымянную и обобщенную, промелькнувшую в буране событий русскую Марью. Одним словом, это была типизация, когда мысль автора, логически развивая эмоциональный заряд, отбирает рассеянные в живой жизни черты и черточки и, группируя их, объединяет и цементирует своим пониманием образа.
Тем же методом типизации, но с диаметрально противоположным и тоже вытекающим из опыта авторским отношением, был создан и образ пьяницы и безобразника Порхачева, председателя колхоза, в борьбу с которым не по капризу автора, а по логике событий и характеров вступила Марья.
Во время работы над романом мне пришлось видеть все. Я видел изумительных по своей внутренней красоте людей — волевых, кристально чистых, точно светящихся изнутри; видел рядовых колхозников, стремящихся стать «государственными людьми». И в то же время видел всяческую дрянь и гниль, подчиняющую все своим корыстным, часто низменным интересам; я видел полную, безграничную и непоколебимую веру в колхоз, в его возможности и силы, и видел растерянность, неверие, даже уныние перед трудностями и сложностями жизни.
…Правление передового колхоза, кабинет председателя, на стене распласталось переходящее Красное знамя, под знаменем сидит ОН, владыка колхоза. На моих глазах, не стесняясь моим присутствием, он берет не угодившего чем-то ему колхозника за шиворот и собственноручно выталкивает его в дверь, — я буду помнить это до конца дней.
…Не могу забыть и парторга другого колхоза, старика в синих бумажных штанах. На каких-то задворках, оглядываясь, как бы кто не заметил, он рассказывал мне, заезжему писателю, о проделках своего владыки. А колхоз был славный и организован был в первые годы советской власти еще как коммуна, организован был пришедшими «до дому» моряками-балтийцам и и назывался святым именем «Аврора», и он, этот парторг, был одним из его организаторов. А теперь он оглядывается и дрожит перед колхозным сатрапом.
…А как забыть потрясающий пример житейской и политической пошлости не где-нибудь в «тьмутаракани», а в столичной Московской области уже после войны?
Роман «Марья» шел к завершению, а одной из кульминаций его было строительство межколхозной электростанции. Для тех лет это было новшество, о котором в то время много писалось в газетах, и я решил использовать его в «Марье». Значит, нужно посмотреть, как это выглядит в жизни. И прослышав, что в таком-то колхозе такого-то района идет строительство подобной станции, я поехал в этот район. А в районе происходило в этот день собрание партийно-хозяйственного актива. На собрании присутствовал, и выступал, и горячо за что-то ратовал, и к чему-то призывал председатель как раз того самого колхоза, куда я держал путь, — молодой и осанистый, в самой силе мужчина, у которого эта сила, как говорится, из всех пор перла.