— А отчего ж его народ сначала не принял? — допытывалась Марья.
— И не говори, драгоценная! Седой сам тут не разберется. А больше всего, я считаю, этот самый пожарный начальник виноват.
— Какой пожарный начальник?
— Да наш, районный, родимец его принес».
«— Приехал к нам этот пожарный начальник, значит, на собрание. Ему бы нужно было благонько да тихонько рассказать все народу о новом председателе, которого рекомендует: кто он да что он. А он, значит, и начал: я предлагаю да я предлагаю, все свое да свое, а сам кулаком по столу да из лица сурьезный такой. А колхозники теперь знаешь какие. Их криком-то не больно возьмешь. Не хотим и не хотим!
— Ну-ну! — не терпелось Марье.
— Ну что ж? Отодвинул он нашего дядю Степана, какого мы председателем собрания выбирали, и давай голосовать. Семь раз ставил на голосование, — никто руки не поднимает. А под конец… «Кто, говорит, против? Нету? Принято единогласно. Собрание закрыто». И пошел. И дверью хлопнул. Посидели колхозники, помолчали, а потом уборщица и говорит: «Что ж, мужики? Чего без толку сидеть? Светать скоро будет, а мне еще контору подметать. Во насорили-то!»
— Подожди, тетя Шура! — усомнилась Марья. — А не напутала ты чего-нибудь?
— Нет, шелковая ты моя, ничего не напутала. Сказывают теперь, что выгнали того начальника. И правильно, я скажу, что выгнали! Районный человек должен обхождение с людьми иметь. А этот… Нет! Да разве такого барбоса, что на людей бросается, можно держать? Вот так Алексей Калистратович и стал у нас председателем. Только веры у народа в него еще мало… Ты говоришь — хороший. Ему тоже трудно, хорошему-то! Ему все переламывать нужно. Тут тоже геройство требуется. Потому от каждого прохвоста корешки остаются. Им порядок не нужен, на порядке они ничем не попользуются. Вот они и мутят воду. Телега трынь-брынь, колеса курлы-мурлы, а лошади ни туды ни сюды — вот что им требуется.
— А народ? — спросила Марья.
— Народ-то? — в умных глазах тети Шуры блеснула грусть. — Коль на то пошло… Что ж. Прямо скажу. Разобиделся народ! Те по грибы, а мы по ягоды. Соберемся на работу, ну и сядем, обсуживаем, как наш председатель плохо руководит. Ну, а мы, значит, ему помогаем. Пока обсудили — обед. А после обеда и приниматься некогда. Ан день и прошел. Ни дела, ни покоя. Вздохнешь покрепче… А работать-то хочется! Трудиться дюже люблю! Не трудиться — не жить!
— Каковы сами, таковы и сани! — вздохнула Марья. — Вот государство и дожидайся.
Тут только стала ясна ей полная мера вреда, который причиняется «таковским» руководительством. Точно ржа, начинает разъедать души людей обида и неверие, уныние и равнодушие. Появляются «мы» и «они» — злая граница, за которой исчезает правда.