После получения премии у меня состоялась встреча с упомянутым выше Д. А. Поликарповым. Интересная встреча, знаменательная.
— Ну, над чем теперь думаете работать, Григорий Александрович?
— Вот теперь я возьмусь за школу, — ответил я, напомнив о прежних его советах.
— А как вы думаете решать проблему совместного и раздельного обучения?
— Я за совместное обучение.
— Что вы? Григорий Александрович! Нужно смотреть на источник идей. А вы же знаете, что раздельное обучение официально признанная идея, на самом высоком уровне.
Признаюсь, меня несколько огорошили эти слова, и даже не слова, а самый принцип мышления… «Источник идей!» Я помолчал, подумал и ответил:
— Нет, Дмитрий Алексеевич! Я считаю, что смотреть нужно прежде всего на существо идей. А по существу… Я сам учился в раздельной школе, в царской гимназии. У нас была мужская гимназия и женская гимназия. И это было понятно. Но в советском обществе, при равенстве полов…
— Да, но если решили перестроить, значит…
— Война заставила. А теперь…
Со всей точностью, вплоть до обстановки, помню я этот принципиальнейший разговор, с которым впоследствии оказалось связанным очень многое и важное, общественное и личное.
Начну с личного.
Жена моя, Мария Никифоровна, проработав после меня еще некоторое время в Покровском приемнике, закончила, как говорится, без отрыва от производства педагогический институт по специальности математики и получила назначение в нормальную школу, которая носила название «Первая Советская школа имени десятилетия Октября».
Из этой школы и вышла упомянутая выше моя повесть «Девятый «А». А после войны, приехав из эвакуации, Мария Никифоровна была назначена в другую, 59-ю школу, созданную на основе известной в дореволюционное время Медведевской гимназии.
Школа была мужская, хорошо организованная, с сильным педагогическим коллективом. Мария Никифоровна вела математику и была классным руководителем, сделав несколько выпусков. Один из этих выпусков я взял под свое постоянное и пристальное наблюдение на протяжении трех лет — восьмой, девятый, десятый классы. На этой основе и была написана «Повесть о юности». На протяжении этих лет в поисках преодоления ненормальностей, вытекающих из раздельного обучения, в школе родилось интересное начинание — дружба с девочками соседней школы, — тоже нашедшее свое отражение в повести.
Но оно было выражением и более широкого явления и даже движения тех лет, поднятого «Литературной газетой». Главным редактором ее тогда был умный человек Б. С. Рюриков, а отдел коммунистического воспитания вел Николай Сергеевич Атаров, очень честный и принципиальный человек и хороший, талантливый писатель. Они выдвинули этот вопрос, а читатели его горячо, очень горячо подхватили, и в результате возникла широкая общественная дискуссия. Теперь эта проблема решена жизнью и потеряла всякое значение, но тогда, как мне кажется, за этим внешним и частным поводом скрывался ее подлинный смысл — как относиться к существующему, к установленному? Менять или не менять? Думать или не думать? Это был вопрос о принципах мышления, который выразился в упомянутом выше нашем разговоре с Д. А. Поликарповым.