«Повесть о юности» вышла в свет в конце 1954 года, когда уже поставлен был вопрос о созыве Второго съезда писателей, через 20 лет после первого. Все возлагали на него большие надежды, в том числе, конечно, и я. Сначала я написал статью «Думы о наших делах», а по мере приближения даты съезда стал готовиться и к выступлению на нем.
Я исходил из непреложного факта: Второй съезд писателей собирается через двадцать лет после Первого. Эпоха! Да еще какая эпоха! Сложности предвоенного времени, война и почти десятилетие послевоенного строительства. Эпоха, равной которой, пожалуй, и не было в истории. Все это нужно было осмыслить и понять и определить свое место в жизни, и свое личное, и место всей литературы. Какую роль должна была играть она в том великом историческом деле, которое творил наш народ? И чем отличается эта роль от той, что была двадцать лет назад?
И тогда, из сопоставления двух этих дат, рождался образ, образ межпланетного путешествия: летит, предположим, аппарат «СССР-1» с Земли на какую-то другую планету, ну, например, на Марс. Сначала вся его энергия и весь пафос совершающих в нем свой перелет пассажиров-звездолетчиков заключается в одном — оторваться от Земли. Но вот наступает момент, преодолевается какая-то черта, и люди начинают думать о том, как же совершится посадка на видимом уже невооруженным глазом лике Марса и что вообще получится из их предприятия?
Так представлялась мне наша эпоха. Мы ведь совершаем полет с одной планеты на другую, с планеты, переполненной злом, общественными несообразностями, людскими страданиями и горем, с планеты, жизнь которой основывалась на волчьих законах угнетения человека человеком, совсем на другую планету, с новыми человеческими отношениями, с господством нравственно высоких и разумных законов жизни, без войн и эксплуатации, без насилия над человеческой личностью. Только полет этот совершается не в пространстве, а во времени, в Истории.
Но мне кажется, воображаемая механика межпланетных сообщений, которую я попытался себе представить, действует и здесь. Было время, когда на открытие маленькой сельской электростанции в Волоколамском районе приехал Ленин и произнес по этому поводу речь. Было время, когда Ленин радовался первому советскому трактору и с производством ста тысяч тракторов связывал целый переворот в жизни деревни. Теперь этот переворот совершился, трактор вошел в нашу жизнь как самое обыденное явление.
Лихо трахтор трахторуя,
Мои милые, не вру я, ой не вру я, —
как говорится в одной «деревенской» поэме.
А электростанции, не идущие ни в какое сравнение с Волоколамской, пускаются в ход одна за другой!