Это — новая нота: «заглянем глубже». Иногда она в своем звучании доходила до густобасовых, иногда до истерически визгливых крайностей. Эти крайности насторожили меня, но и привлекли — и не могли не привлечь — моего внимания. Тем более что звучали они не только по поводу криминальных дел, что в какой-то степени понятно и естественно, но и по поводу других, иной раз совершенно неожиданных тем и вопросов.
Я написал статью «Нравственная позиция» с самыми хорошими и благими целями о том, что один и тот же вопрос можно решить по-разному, в зависимости от нравственной позиции человека, который это делает. В ответ получил пакет писем с гневными или ироническими вопросами: «Какая там нравственная позиция, когда у нас творится то-то и то-то».
Написал статью «Стимулы и идеалы», предупреждающую от перегибов и глупостей в деле материального стимулирования.
И опять:
«Какие там идеалы, когда у нас творится то-то, то-то и то-то».
Общность реакции, говорящая о каких-то скрытых общностях в народной мысли. Значит, наболело.
Да, конечно, многое из этого можно назвать и обывательщиной, чем угодно, если отрицать за читателем естественное право мыслить, и чувствовать, и переживать, и делать выводы из того, что он видит и чувствует, пусть и не всегда абсолютно правильные.
И конечно, найдутся охотники всё это запретить, но разве можно запретить мысли?
Ведь теперешние читатели совсем не те, что прежде: они едут в туристические поездки, много видят, читают, знают, они с жадностью смотрят по телевизору «Клуб кинопутешествий», видят и Миланский собор, и «Комеди франсэз», сохранившийся с времен Мольера, и дворцы Индии, и каменные статуи острова Пасхи, и самобытнейшие древности давно вымерших американских инков и ацтеков, и надпись на одном из памятников Мексики: «Веру в будущее народы находят в величии своего прошлого».
Мудрая надпись.
Но прошлое, конечно, уходит — это закон, а новое рождается в муках — это тоже закон. И вот об этом и говорят голоса, идущие из глубин жизни. Не все в них равновелико и равнозначно, но все одинаково важно как свидетельство процессов, болей и горестей нашего времени. А ведь боли и горести — это то, что отравляет и потоки, и самые истоки радости, и лицемерит тот, кто не хочет видеть горестей, закрывая на них глаза, свои и тем более чужие. Значит, он не хочет и подлинных чистых радостей, ибо радость рождается из преодоления. Я перечитываю эти письма, я перекладываю их из папки в папку в поисках того логического места, которое они должны занять где-то, в чем-то, когда-то, в смутной, еле-еле просматриваемой, как «сквозь магический кристалл», системе поисков и размышлений, вытекающих из них.