У меня появилась потребность рассказать кому-то некоторые моменты жизни, а рассказать некому — мне не удавалось до сих пор встречать умудренного жизнью человека, с которым обо всем можно было бы «выговориться». И вот теперь, после Вашей «Трудной книги», особенно главы «Искусство жизни», мне захотелось написать Вам. Может быть, это и не совсем серьезно — точно нашел вот «атеистического попа» и доволен, — но поймите меня правильно и простите, если я отнимаю у Вас время и к огромной горе чужой скорби, которую Вы несете, прибавляю свой небольшой камешек».
«Камешек» этот оказался действительно не только небольшим, но и легким, даже приятным, потому что это был рассказ о романтической и нравственно чистой любовной истории, которой мой корреспондент нашел достойное решение. Здесь важен самый факт — потребность «исповедоваться».
Ну, а если это не «камешек», а «камень», лежащий на душе?
«Не могу собраться с мыслями — сразу все вспоминается, даже жутко становится, до чего я дошел. Но Вам я все-таки должен (так и подчеркнуто: должен!) написать, как все это случилось».
А случилось не больше и не меньше, как убийство по наущению рецидивиста («Стреляй! И я выстрелил»).
А если это груз трудноразрешимых проблем и вопросов?
«Всю жизнь я чувствовал, что, в сущности, до меня никому нет никакого дела. Был бы я верующим, с каким наслаждением пошел бы я на исповедь. Пытаюсь найти духовника среди окружающих, но везде одно и то же: «В чем дело? Короче!»
А мое дело нельзя выразить коротко. Мне высказаться нужно. Мне понять нужно и жизнь, и себя. Мне нужен заряд бодрости и какая-то порция оптимизма».
Вот и пишут, обо всем пишут, что давит душу. И как же с ними быть?
Конечно, эти письма можно сжечь — зачем они? Пусть не тревожат они никого и не волнуют! Но это значит жечь мысли, мысли мыслящих. А они доверены мне, и вдруг — в печку. Нет, это предательство!
Можно, конечно, элементарно смолчать, пройти мимо, юркнуть в подворотню, прикрыться пышной фатой из самых пышных фраз, можно даже пойти на подлость в толковании и перетолковывании всех этих мыслей и проблем. Но читатель все это поймет и скажет свое слово. Теперь он не тот, совсем не тот, что прежде, когда он почитывал то, что писатель пописывал. Нет! От него теперь не спрячешься. Он требует правды. Он требует честности. Он непримирим. Он ждет поддержки. Он надеется на тебя. Он видит в тебе борца. А ты?..
Нет, это тоже предательство!
А к писателю у нашего читателя, повторяю, особое отношение. Перед его глазами вся великая и так поднятая самими нами литература прошлого — ее проблемность, ее интеллектуальная мощь, нравственная чистота, ширь и глубокая ее непримиримость ко злу, ее самоотверженность, принципиальность, ее подлинный, а не квасной патриотизм, ее вдохновенная революционность, воспитавшая, по их собственным признаниям, ту славную когорту революционеров действия, которую создал и возглавил Ленин. Она оказала влияние и на строй западной мысли.