«Мы не отодвинулись от эпохи на достаточное расстояние, чтобы между ею и нашим временем легла непроходимая бездна. Век не отделился от нашего, как отрезанный ломоть: мы кое-что оттуда унаследовали, хотя Фамусовы, Молчалины, Загорецкие и прочие видоизменились так, что не влезут уже в кожу грибоедовских типов…
Но пока будет существовать стремление к почестям помимо заслуги, пока будут водиться мастера и охотники угодничать и «награжденья брать и весело пожить», пока сплетни, безделье, пустота будут господствовать не как пороки, а как стихии общественной жизни — до тех пор, конечно, будут мелькать и в современном обществе черты Фамусовых, Молчалиных и других».
И дальше Гончаров дает великолепные размышления об «общечеловеческих образцах», истоки которых могут «исчезать в тумане старины», но сами они «в основных чертах нравов и вообще людской натуры», «облекаясь в новую плоть и кровь в духе своего времени», могут жить долго, переходя из эпохи в эпоху. Таков Тартюф, Фальстаф и многие другие, «вечные характеры», «первообразы страстей и пороков».
Таковы Фамусовы и Молчалины, таков и их антипод — Чацкий, который, по справедливому пророчеству Гончарова, «останется навсегда в живых»:
«Живучесть роли Чацкого — состоит не в новизне неизвестных идей, блестящих гипотез, горячих и дерзких утопий… Роль и физиономия Чацких неизменна. Чацкий больше всего обличитель лжи и всего, что отжило, что заглушает новую жизнь, «жизнь свободную»… Он вечный обличитель лжи, запрятавшейся в пословицу: «один в поле не воин». Нет, воин, если он Чацкий и притом победитель, но передовой воин, застрельщик и — всегда жертва. Он бьется «бескорыстно, не для себя и не за себя, а для будущего и за всех». «Чацкие живут и не переводятся в обществе, повторяясь на каждом шагу в каждом доме, где под одной кровлей уживается старое и молодое, где два века сходятся лицом к лицу, где длится борьба свежего с отжившим, больного со здоровым и все бьются в поединок».
И не они ли тогда, не Чацкие ли, пишут мне? Не болельщики ли, стремящиеся «победить зло и вознести счастье»?
Первый:
«Здравствуйте, дорогой Григорий Александрович!
Пишет Вам незнакомый, но хорошо знающий Ваши книги, публицистику и сделанные Вами добрые дела.
«Как жить?» — действительно стало проблемой. В моей и нашей общественной жизни обстоятельства сложились таким образом, что зло побеждает добро, может быть, Вы поможете добру победить зло.
Убедительно прошу у Вас личной встречи и личной беседы, все очень серьезно. Я в любой удобный для Вас день могу отпроситься с работы и приехать к Вам из Ленинграда.