Ступени жизни (Медынский) - страница 224

Думающий человек, отдающий всего себя на устройство и улучшение жизни.

И вот еще один — тоже думающий и тоже отдающий, но видящий и то, что мешает устройству жизни.

Безотцовщина. Нередко она является почвой и причиной для разного рода падений и преступлений. Этот — наоборот: пройдя через все виды бедствий и испытаний, как бы назло судьбе, выковал в себе пуритански чистую и цельную личность. Помог начальник политотдела совхоза, в который забросила его судьба: «Голод, холод, все лишения забудутся, а трусость и подлость — никогда».

Отсюда и образ мысли: «Главное, чтобы человек… не стал рабом вещей», и образ жизни: на фронте, спасая офицера, он получил тяжелое ранение и из госпиталя вышел со второй группой инвалидности.

Наша переписка с ним длится уже десять лет, с 1969 года, и я мог бы многое рассказать о нем, о разных случаях и подробностях его жизни, говорящих о широте, о глубине и благородстве души этого человека, через призму которой он смотрел на всю жизнь, начиная с того, что ему, как рабочему человеку, ближе всего, — с продукта своего труда, которому он отдает все послевоенные годы:

«Завод наш выпускает кирпич для стройки жилищ, но самое больное у нас — это качество. Просто удивляюсь, что все 30 лет существования завода мы шумим, кричим, агитируем, а за свою продукцию приходится краснеть перед народом».

Человек краснеет, человек болеет — значит, человек живет, значит, это активная, самая ценная клеточка общества. Он всматривается, он вдумывается, он ищет причины и следствия:

«Рабочие ведь разные. Есть — хозяева, болеющие за производство, а есть как транзитные пассажиры. И руководители тоже разные… Жизнь-то в натуре оказывается сложнее, чем в книгах или в кино».

И мысль — хозяйская и заинтересованная — «в доме своем мы должны навести порядок».

Вот это и есть подлинный голос подлинного «Его Величества» рабочего класса, именем которого мы клянемся.

А вот голос горький, с упреком:

«Вы, Григорий Александрович, видите все в свете борьбы добра и зла, в победе нравственности и морали, в формировании нового человека. Без этого, естественно, нельзя строить новое общество, воспитывать новых людей. Все правильно. Есть тысячи примеров, с кого делать жизнь, — это и Дзержинский, и Островский, и Зоя Космодемьянская, и много других, как наших современников, так и далеких предков.

Но скажите, как строить жизнь с Дзержинского, когда у тебя на глазах Иван Иваныч строит на нетрудовые себе дачу? А когда ты пытаешься его уличить, то бываешь крепко бит, потому что у Иван Иваныча начальник милиции — друг, прокурор — кум… И все это происходит на глазах у всех активистов и руководителей разных чинов и рангов, которые не только не протестуют, но скромно молчат, опустив очи долу. Как это объяснить и как совместить?»