Письма были интересные, но ни подумать, ни порассуждать с автором о них я не мог, так как все они были без подписи и шли почему-то из разных мест — Кустанай, Алма-Ата, Иссык. А если попытаться выкристаллизовать их центральную мысль, то я бы указал на следующую фразу: христианство умирает, но пока еще живет.
Никак не могу обойти стороной в связи с этим и еще одну переписку.
«Уважаемая Зинаида Васильевна!
Скажу честно: мне очень некогда, я дорожу своим временем, так как осталось у меня его меньше, чем у Вас, и в свои годы я спешу закончить большую итоговую работу.
Но Вам я не могу не ответить. По Вашему описанию я очень ясно представил Вас в деревенской избе, когда в «длинные зимние вечера в трубе завывает ветер и окна задувает снегом, когда в каждом углу притаилась жуткая пустота, от которой так страшно», и в этой избе, в этой пустоте Вы одна со своими одинокими страшными мыслями о смысле жизни, о смерти и бессмертии, с мыслями о боге.
Я Вас очень понимаю: «Как тяжело одиночество!»
Могу представить себе, как ночью, во время бессонницы, навеянной и этими мыслями, и воем ветра в трубе, Вы встаете и молитесь «господу своему» и плачете от радости.
Но отчего же эта радость и отчего Вы плачете перед лицом господа своего?»
И Вы отвечаете:
«А радость моя в том, что вот сейчас я пенсионерка, у меня нет больше ни прав, ни обязанностей, когда я с каждым днем все больше и больше теряю реальность, и у меня есть что-то свое реальное, которое дает мне возможность опереться в страшный час моей смерти. Это вера в то, что у Христа все живы — и живые и мертвые. И отсюда я могу создавать для себя будущее.
А у Вас этого нет».
Мне кажется — это центральное место в Вашем письме и в том озлобленном споре со мной как представителем атеизма, или, как Вы выражаетесь, «живым атеистом». «И пишу я Вам со злорадством, — читаю я в этом письме, — потому что на атеистов я очень сердита и хочется мне высказать Вам правду в лицо до конца». Таков весь тон Вашего письма.
Но я не хочу отвечать Вам тем же. Наоборот, мне Вас, повторяю, по-человечески жалко, это во-первых. А во-вторых, я вижу в Вас мыслящего — неправильно, но мыслящего — человека, и в Вас, в ходе Ваших мыслей, я вижу логику веры. Обычно ведь вера бывает слепа, абсолютно слепа и нелогична, а Вы в своих письмах обнаруживаете именно эту логику веры, которую можно, так сказать, прощупать и обнажить.
В чем она?
В своем письме Вы подчеркнули две фразы: «в страшный час моей смерти», «создавать для себя будущее». А несколькими строками выше Вы сообщаете: «Ответ о смысле жизни я нашла, и