В резервации, как сообщил мистер Гарнет, живет около 350 аборигенов. Некоторые из них работают на фермах, но большинство никаких определенных занятий не имеют. Их содержит государство.
Резервация расположена в широкой долине, заросшей редкими развесистыми деревьями малый и эвкалиптов. Среди них виднеются небольшие домики из гофрированного железа и несколько длинных бараков со сферической крышей. В них помещаются школа, больница, столовая. В стороне, в домиках-коттеджах, живут белые служащие резервации. Вся территория резервации огорожена плотным и высоким проволочным забором. Однако, как поясняет мистер Гарнет, несмотря на запрет, аборигены ухитряются проносить в резервацию спирт и другие крепкие напитки.
Возле кухни, прямо на земле, сидят взлохмаченные, грязные молодые женщины-аборигенки. Не обращая на нас внимания, они камнями разбивают миндальные орехи и едят зерна. Очевидно, они привыкли к таким посещениям. Мы зашли в довольно длинный сарай из гофрированного железа, в одной части которого была оборудована кухня. Толстый, небольшого роста повар-абориген открыл кастрюлю и показал большой кусок мяса, как бы подчеркивая этим, что питаются они хорошо.
Мистер Гарнет почему-то не повел нас в школу и больницу, хотя они были рядом, а предпочел увести на огород — небольшой участок, занимающий около четверти гектара. Здесь выращиваются капуста, свекла, морковь, горох и другие овощи, которые используются для кухни резервации. Невдалеке находится молодой апельсиновый сад. Мистер Гарнет объяснил, что огород и сад обрабатывают сами аборигены. Здесь им стараются привить трудовые навыки, но они занимаются этим не очень охотно.
Возле домиков и на дороге, прямо на пыльной земле, сидели и лежали грязные, взлохмаченные мужчины, женщины с детьми, старики. Все маленькие дети были голые, с невероятно грязными носами. Мистер Гарнет объяснил, что дети аборигенов почему-то болеют хроническим насморком и что процент детской смертности очень высок.
Я пытался поговорить с аборигенами, но они меня не понимали, так как не знали английского языка. И только жалко, заискивающе улыбались тусклыми гноящимися глазами.
Спрашиваю своего сопровождающего, так ли аборигены живут в других резервациях. Он говорит, что примерно так же, но там значительно меньшую помощь оказывает правительство, да и природные условия хуже, чем здесь.
Возвратившись в город, вежливо прощаемся с чиновником по делам аборигенов. Сегодня еще предстоит поездка на экспериментальную базу, расположенную в глубине пустыни.
Снова дорога, вдоль которой тянется низкорослый негустой кустарник мальга и эвкалипты. Скоро между зарослями показались большие плешины голой земли, очень похожей на наши такыры Кызылкумов или Каракумов. Такие же мелкие кустарники, редкая травянистая растительность, твердая, с мелкими камнями почва, такое же злое, раскаленное солнце, сжигающее все, что попадает под его лучи, если нет воды. Пока мы ехали, несколько раз поднимались огромные пыльные смерчи. Мистер Эриот сказал, что их называют вили-вили. Они могут поднять в воздух скот, машины, разрушить дома. По краям дороги валяются скелеты и трупы кенгуру. Почти каждый проезжающий здесь имеет при себе «винчестер» и считает своим долгом пустить пулю в перебегающего дорогу кенгуру. Многие фермеры убитыми кенгуру кормят свиней.