В те дни я собирался навеки распрощаться с охотой на слонов и вскоре действительно осуществил это намерение. Казалось, мне могло бы доставить особое удовлетворение закончить карьеру охотника на крупную дичь смертельным выстрелом в царя слонов.
Но я этого не хотел.
— Пусть Селемани живет, Лонгома, — сказал я егерю, не соблюдая особой осторожности. Он положил мне руку на плечо и указал на рощу акаций.
Селемани снял голову со спины своего капела[47] и затряс ею так, что уши его стали с шумом биться о туловище. Затем зевнул, загнув назад хобот. Жирафы, вытянув шеи к кронам акаций, принялись пастись.
Размахивая хоботом, Селемани нюхал воздух во всех направлениях. Затем младший спутник придвинулся к нему и оба они исчезли в зарослях.
— Бвана, — заговорил Лонгома несколько часов спустя на привале, — знаешь ли ты, как Селемани в первый раз был ранен белым человеком?
Я, разумеется, знал и эту историю о царе слонов. В то время всякий, кто, приехав в Восточную Африку, оказывался гостем у костра охотника, мог быть уверен, что услышит рассказ о Селемани. Но мне было известно, до какой степени Селемани волнует фантазию охотников и с какой готовностью рассказывает Лонгома подобные истории. Поэтому я поддержал разговор.
— Да, господин, это случилось много, много лет назад. Тебя еще не было среди нас, а я жил в краале своего отца и был совсем маленьким, — начал Лонгома, усевшись на корточки возле огня.
Когда Селемани был слоненком и бродил с матерью по лесам и степям, жизнь толстокожих протекала довольно мирно. Белый человек с ружьем еще не проник в места, где обитали слоны.
Правда, коренные жители устраивали ловушки, но при известных предосторожностях их было нетрудно избежать. Лишь в конце сухого сезона, когда высокая трава засыхала, положение слонов становилось более опасным: тогда стадо иногда оказывалось в окружении пламени. Огонь ослеплял, дым душил сбившихся в кучу животных. Они обращались в бегство, падали в вырытые ямы или становились жертвами длинных тяжелых копий. Бывало, что после такого происшествия от стада оставалась половина. Уцелевшие животные снова собирались вместе и на следующий год еще до наступления сухого сезона уходили в леса или на болотистые равнины, где можно было не опасаться огненной бури. Опыт делает умнее не только людей, но и животных.
Возможно, еще в детстве, когда спина Селемани была покрыта красно-коричневым пушком, он пережил подобную опасность и только сообразительность матери спасла его.
О Селемани было известно, что он ненавидит огонь. Не раз, завидев ночью костер, он кидался на собравшихся вокруг, ничего не подозревавших людей. Стадо следовало за ним и завершало уничтожение. В то время Селемани был лет на сто моложе, но уже ходил во главе самого большого стада. Восьмидесятифунтовые бивни служили вожаку испытанным боевым оружием.