Все было непривычно. Не удивлялся только летевший с нами мальчик лет пяти. В Карачи он деловито спросил отца: «Мы уже приехали в Карачарово? А почему дядя делает гимнастику ночью?»
Еще один перелет — и мы в Рангуне. Дома я не представляла себе, как это будет. «Обязательно купите мангусту, — советовали мне знатоки. — Прежде чем надеть туфли, проверьте, не заполз ли туда скорпион!»
Но зверьком я не обзавелась: так и не решила, с кем обрету больше хлопот. А проблема скорпиона отпала сама собой, потому что в Бирме носят открытые сандалии. Правда, в ванной, в старых кедах, поселился сверчок, и по ночам оттуда (вылетал серебряный пунктир.
Вечерами наш дом полнится странными звуками: басом «мычат» лягушки; прошелестит в зеленой изгороди тугое, тяжелое тело змеи; раздастся возглас «ток-кэй!» — это живущая на чердаке ящерица геккон выползла на охоту. Иногда с потолка шлепается хвост маленькой прозрачной ящерки-мухоловки — то ли сама отбросила, то ли откусил кто-то в драке. Хвост еще шевелится, а на него уже нацелился юркий ручеек вездесущих муравьев.
Итак, мы живем в Рангуне.
Каков он, сегодняшний Рангун? Сразу и не ответишь. Очень разный. Его старый, некогда чопорный, а ныне обветшалый английский центр не похож на живописную бирманскую часть города, а китайские кварталы отличаются от индийских районов.
На его улицах классические буддийские пагоды и ступы соседствуют с индуистскими святилищами и с китайскими храмами, на крышах которых застыли, изогнувшись, чешуйчатые драконы, а иногда можно встретить, (правда редко, строгие готические кафедральные соборы.
Большинство бирманцев носит национальные длинные юбки лоунджи, но мелькают в толпе индийские сари, американские джинсы, китайское платье. Яркие краски одежд девушек перебивает оранжевый цвет буддийских монашеских тинганов.
Наверное, можно было назвать город пестрым, но пестрота предполагает суетность, спешку, а этого в характере Рангуна нет. Он нетороплив, полон достоинства, степенен, хотя двухмиллионное его население в среднем моложе тридцати. Дома все прячутся в зелени, каждый не похож на другой.
Недавно я наткнулась на любопытную зарисовку города, сделанную журналистом Ассошиэйтед Пресс. «Рангун — город, замкнувшийся в прошлом, — пишет он. — Ни небоскребов, ни рекламных щитов, ни неоновых огней, ни фешенебельных отелей с барами, ни модно одетой молодежи. Скромность женщины определяется длиной рукавов ее блузы». Но тот же журналист вынужден добавить: «Политика изоляционизма избавила Бирму от роста преступности, от контрастов нищеты и роскоши и позволила сохранить простые и милые черты традиционного общества. Город чарует спокойной и естественной красотой».