Хорошо, что в июне длинные дни, потому что на Мейн-стрит мы ступили ближе к вечеру. Она оказалась такой крутой, что путь в гору казался бесконечным – плетущиеся рядом вездесущие японцы (вот кто действительно любит европейскую культуру!) начали задыхаться и хватать ртом воздух. Сережа затащил меня куда-то поесть, но я и куска не могла проглотить и с благоговением стала собирать рекламные музейные проспекты, щедро разбросанные повсюду. К церкви – она на самом верху улицы – я потом просто бежала.
Музей – в двух шагах от церкви, перед закрытием там, на наше счастье, было пустынно. Он располагается в том самом доме, где Бронте жили и умерли, – это очень красивое и просторное двухэтажное здание в георгианском стиле, построенное в 1770-х – эпоху расцвета английского архитектурного неоклассицизма. Дом – это единственное, с чем семье пастора в Хауорте повезло, хотя его окна по-прежнему смотрят на кладбище. Комнаты уютны и обжиты, но главное – там много подлинных вещей. Со стен на посетителей смотрит портрет матери, Марии Бренуэлл, который четырнадцатилетняя Шарлотта перерисовала с работы неизвестного художника. Рисунок Эмили: она изобразила себя сидящей в углу с книгой в руках, у ног ее лежит любимый мастиф Киппер. Портреты обитателей Хау-орта, выполненные Патриком Бренуэллом, и надо сказать, превосходно. В коллекции музея – четыре платья Шарлотты, но, так как комната ее невелика, обычно выставляется одно или два. Мы увидели свадебное – крошечное (рост Шарлотты был 145 см), почти детское на вид, с чуть заметным рисунком на белом фоне. Здесь же собственноручно сделанная простая шляпка с лентами и белые шелковые туфельки, благо в июне прямо в них можно было отправиться в церковь. Свадебная вуаль, доставшаяся когда-то Марте Браун, не сохранилась. В доме можно увидеть портреты всех – пастора, Эмили, Энн и Патрика Бренуэлла, Артура Николлса, Элен Насси, Элизабет Гаскелл и Маргарет Вулер, – это теперь они мне почти родные, тогда я просто скользила глазами по их лицам – не было только Константина Эже. Не знаю, может быть, теперь он там появился.
Подлинность места ошеломляет – это особенно чувствуется по контрасту с Брюсселем. Там вот ничего не сохранилось, на месте пансиона – квартал Музея изящных искусств, один только генерал Бельяр невозмутимо стоит, как стоял и во времена Шарлотты. Можно, конечно, и сегодня спуститься от его монумента по ступеням вниз – вот только вместо рю Изабель и грушевого сада за домом 32 вы увидите унылую рю Рамштайн с серыми домами-бункерами. Совсем не то в Хауорте: дом пастора по-прежнему как часовой на границе двух миров. Внизу – крошечный спящий городок, за домом – равнины и косогоры до самого горизонта, отроги Пеннинских гор с редкими каменными валунами и лиловыми коврами в момент цветения вереска. Цветет он недолго, и обычно они ржаво-коричневые. Каменная ограда, тропа, ручей и маленький домик на Грозовом перевале (если вы до него дойдете) точно такие, как были. Этот английский пейзаж вообще, кажется, никогда не меняется.