Шарлотта Бронте делает выбор. Викторианская любовь (Агишева) - страница 118

(“Старый стоик”) – With courage to endure (“терпеть с отвагой”):

In life and death a chainless soul,
With courage to endure.

Это очень известное стихотворение, впервые напечатанное в сборнике Каррер, Элис и Эктона Беллов в 1846 году на их собственные средства. У него много переводов:

Что жизнь, что смерть – всегда храни
Спокойствие души.
(Перевод Н. Шошун)

По-моему, неточный: ни о каком спокойствии автор не говорил. И вот более близкий к оригиналу – Т. Гутиной:

Сквозь жизнь и смерть свободный дух
Без страха пронести.

Мне еще очень нравится chainless soul – не скованная цепями душа. Такая она у всех трех сестер и была. Есть какая-то игра небес в том, что сразу после победного завершения страшной войны в Лондоне появляется памятный знак тем, кто в высшей степени обладал мужеством жить.

* * *

18 января 2019


В мире начинается ежегодная Неделя молитвы за единство христиан. Ее предложил проводить в 1935 году аббат Поль Кутюрье, католический священник из Лиона. В 1964 году в Иерусалиме Папа Римский Павел VI и Патриарх Афинагор I впервые молятся вместе, произнося слова Христа: “Да будет все едино”. В феврале 2017-го Папа Римский Франциск первым из понтификов посетил англиканскую церковь в Риме. А родилась идея единства христианских церквей, между прочим, среди протестантов. Отец Силас в “Городке” обвиняет Люси в том, что она ходит во все храмы подряд – “тот, кто терпим ко всему, ничему не привержен”. Она отвечает: “А ведь я-то как раз часто размышляла о несущественности и мелочности различий между тремя этими церквями, о единстве и общности их учения, думала о том, что ничто не препятствует им однажды слиться…”

И это далеко не единственное, в чем Шарлотта опередила свое время. На страницах одного из ее писем к Эже исследователи увидели… первый в мире смайлик! Это было крошечное заштрихованное карандашом сердечко. А вот послание сегодняшним феминисткам из “Городка”: “Свободной женщине оставалось только отправиться к себе, потащить домой свою свободу и начать думать о том, как этой свободой распорядиться”.

* * *

Июнь 2005

Лондон


В тот раз единственное, чего я ждала от Англии, было посещение Хауорта. Не сказать, что муж был в восторге, но, так как по его настоянию мы уже проехали долгий путь до владения герцогов Девонширских Четсуорт и обратно, покорно пошел со мной в турбюро на Пикадилли. Там девушка в шортиках и блузке, услышав слова “Хауорт” и “Музей Бронте”, вежливо-безразлично улыбнулась, полезла в какие-то справочники и вручила нам своими наманикюренными пальчиками расписание поездов до Йорка – “а там уже недалеко”. Вера в западные институции помешала заглянуть в карту, иначе мы бы увидели, что Йорк тут ни при чем, потому что ехать надо было в Лидс, оттуда до Китли и там уже добираться на машине. Неблизкий путь, между прочим. Попав в Йорк, мы, конечно, сразу пошли в знаменитый собор – им восхищалась Энн за неделю до смерти! – влюбились в старый город и, поговорив на вокзале со служащим, с ужасом поняли, что заехали не туда и надо из Йорка отправляться в Лидс. Не то чтобы каждый час туда ходили поезда, поэтому Сережа робко предложил вернуться. Ни за что! Если бы было надо, я отправилась бы в этот самый Лидс пешком прямо по шпалам. Увидеть их дом, увидеть Мызу Скворцов! Да я мечтала об этом с самого дачного детства, когда сидела целыми днями и читала бабушкино дореволюционное английское издание “Джейн Эйр”. До сих пор пальцы помнят шершавую зеленую обложку. “Тайна красной комнаты” – первая глава далась особенно тяжело, там много описаний. Надо признаться, что тогда на вокзале мной овладела настоящая лихорадка: меня трясло от волнения, пока мы на разных поездах, а потом на автобусе добирались до Хау-орта.