Однако, как ни странно, история эта имела продолжение: не успел полковник Сиротин вернуться домой на Черную мызу, а его ожидает уже на столе телефонограмма от 1-го офицера генерального штаба при центральном штабе зоны ПВО. С сего числа, дескать, считать штабс-капитана Амелину, К.Д. и поручика Львова, Я.И. в "поощрительном" отпуске сроком на десять дней.
"Любопытно, - признал Сиротин, еще раз перечитав приказ. – Неожиданно и чревато…"
Чем именно чреват этот приказ, - неприятностями или чем-то другим, - полковник пока не знал. Не успел определиться во мнении. Однако одно было ему предельно ясно – событие нерядовое.
"Что ж, - решил Сиротин, пододвигая к себе стопку писчей бумаги, перо и чернильницу, - будем посмотреть…"
И он взялся за оформление "представления к награде". Вот с этим он вполне определился: "Витовт 1-й степени" и повышение в звании для Амелиной, и "Владимир с мечами" для поручика Львова, а дадут или нет, это уже совсем другой вопрос…
***
Дальнейшие события плохо сохранились в Кириной памяти. Оно конечно – они со Львовым на вакациях, и она не за рулем, тем более не в кабине истребителя, но все равно – столько пить нельзя! Вредно и не нужно. Некрасиво и бессмысленно. И много что еще. Но внутренние запреты неожиданно куда-то подевались, захватив с собой заодно сомнения, опасения и прочие категорические императивы[29]. Кире смертельно надоело поверять алгеброй гармонию, выверяя каждый свой шаг, и она отпустила тормоза. Пила за компанию с поручиком, объезжая каких-то удивительных его знакомцев, живших по странному стечению непонятных ей обстоятельств как раз в окрестностях Брунфло. И куда бы они ни заехали, везде их встречали, как старых друзей, - и это, заметьте, в холодной во всех отношениях Швеции, - сердечно привечали и тут же усаживали за собранный "на скорую руку" стол. Ну, и наливали, разумеется. Какое же застолье без вина?
Чем конкретно занимается Львов, чего добивается, мотаясь по этой богом забытой провинции и разговаривая со всеми этими людьми, Кира не знала, тем более, что не всегда даже понимала язык, на котором шел застольный разговор. Однако главным являлось то, что она не очень-то и хотела все это знать. Она слишком долго была ответственна и за себя, и, что важнее, за других людей, и, возможно, поэтому ей захотелось теперь расслабиться. Побыть ведомой, а не ведущей. Положиться на Львова, предположив, что он знает, что делает, и позволить ему вести, как это и должно быть, в принципе, когда танцуют двое – мужчина и женщина.
"Быть слабой женщиной не так уж и плохо", - подумала она мимолетно, поднимаясь вслед за Львовым на высокое крыльцо сложенного из битого камня дома. - Одна беда, слабой женщине никто не доверит истребитель!"