"Соблазн велик, - подумала она, пыхнув папиросой. -Всего пять минут…"
- Или десять, - сказала вслух, привыкая к идее.
Усмехнулась своим собственным словам и потянулась к графинчику, приготовленному заботливой рукой на столике, вплотную придвинутом к ванне. Там в необязательном порядке расположились хрустальная пепельница, графин с коньяком, - до шампанского никто почему-то не додумался, - высокая рюмка, еще одна пачка папирос и коробок спичек.
"Богато жить не запретишь!"
Кира налила себе коньяку, выпила и, вполне прочувствовав аромат и вкус благородного напитка, наполнила рюмку по новой и подошла к зеркалу.
- Твое здоровье, комэск! – отсалютовала она себе рюмкой и, выпив коньяк, посмотрела своему отражению в глаза.
Глаза у Киры были синие. Сейчас, в свете не слишком яркой электрической лампы, они казались темнее, прямо-таки кобальтовые или еще как. Большие, классического разреза, когда уголки глаз расположены на одной линии.О том, что они красивые, Кира знала с детства. Девчонки в классе завидовали, Борис, было дело, восхищался, да она это и сама прекрасно понимала. Что называется, видела своими глазами.
Вообще, если не прибедняться, красивая женщина. Ноги длинные, живот плоский, грудь полная. Бедра узковаты, но, в целом, не беда. Общее впечатление не портят. Хотя конечно есть и минусы. Фигура для женщины слишком спортивная, тело поджарое, ноги и руки мускулистые, а других у пилота и быть не может. В общем, на любителя.
"И ведь находятся… Нашелся один на мою голову!"
На этот раз – и сколько было в ее жизни этих "разов"? - ценителем Кириной красоты оказался последний из настоящих Рюриковичей. Вопрос, однако, состоял в том, так ли много, на самом деле, это для нее значит? При вдумчивом исследовании всех "про и контра" получалось, что немного. Разумеется, как и любой другой нормальный человек – тем более, женщина, - Кира была отнюдь не безразлична к проявлениям роскошной жизни. И чего уж там, близость с самим князем Курбским, аристократом и пилотом морской авиации не могла оставить ее равнодушной. Не сама близость, конечно, а ее, скажем так, несколько вычурный контекст. Тем не менее, правда – вся правда, как понимала ее Кира здесь и сейчас, стоя голышом перед ростовым зеркалом, - состояла в том, что ей было куда важнее то, что любил ее – во всяком случае, в физическом смысле этого слова, - поручик Львов, с которым она познакомилась всего месяц назад на ночной проселочной дороге…
***
В конечном счете, Кира "согласилась" на компромисс: четверть часа в ванной и не секундой больше. Одна папироса, еще одна – третья по счету, - рюмка коньяка, и нервы, что характерно, пришли в норму. Ни паники, ни ажитации, и никакого смятения чувств. В общем и целом, пришла в себя. Быстро помылась, обтерлась большим махровым полотенцем, больше похожим своими размерами на простыню, надела свежее белье – свое, а не Дарены Апраксиной, - и хотела уже, накинув халат, выйти к ужину, когда случайный взгляд в зеркало, отправил ее прямиком в лето сорок девятого, в окрестности Трнавы, где Кира и заработала этот кривой шрам на левой руке…