Баловали их за явную принадлежность к серьезным кланам. Несмотря на то что раскрывать инкогнито как бы не разрешалось, некоторые поспешили похвастаться знатностью происхождения в первый же день. Причем наказывали за это в единичных случаях, и не сказать, чтобы серьезно. Других вычислили по семейному сходству, по оговоркам, некоторым деталям, или просто находились знакомцы, где-то когда-то их видевшие и неспособные удержать языки за зубами. Причем стоило опознать одного из нас, как слухи об этом тут же разлетались по всем корпусам. В итоге уже спустя десять дней около половины учеников потеряли «ширмы».
Я же по понятным причинам так и скрывался под маской Чака Норриса. Попытки прощупать, что под ней, против меня не срабатывали. Я крепко держался за свою анонимность обеими руками и следил за словами. Знать меня в лицо никто не знал, по поведению и вещам принадлежность определить невозможно, вот и получилось, что никто не смог накопать на меня ничего конкретного.
Паксус, один из ключевых сплетников школы, беззастенчиво использовал положение соседа, чтобы разговорить всех нас на всю катушку. А уж в меня вцепился, будто оголодавший клещ. Особенно после той ночи активизировался. Очень уж его огорчил мой отказ обучить его искусству «ночного лазутчика-любовника», перед которым у недотрог-аристократок одежда сама по себе слетает, предательски цепляясь за мой карман. Но все его поползновения на мое инкогнито – зряшная потеря времени.
Однако неудачи соседа не смущали. Оставленное девочкой одеяние привело Паксуса в состояние, близкое к умопомешательству. Он совершенно неверно интерпретировал мою ночную отлучку. Причем это тот случай, когда рассказывать правду – пустая затея.
Не поверит ни на грош.
Поэтому я лишь поначалу пытался как-то оправдаться. Быстро осознав, что это пустая потеря времени, дальше отмалчивался и всячески отшучивался, стойко держась под натиском, усилившимся во сто крат. Мне это ничего не стоило, потому как тень на репутацию не наводило, и репутации незнакомки тоже вред не причиню, поскольку Паксус не знает, кому принадлежит худи.
Вот так и получилось, что сосед, не прекращая допытываться, заодно решил во что бы то ни стало раскрыть загадку моей личности. Возможно, предположил, что это как-то поможет узнать все о моих ночных похождениях.
Теперь даже в уборную в темное время не выйти без того, чтобы Паксус следом не увязался. Следил бдительно, спал одним глазом, и куда только подевалась его привычка отключаться первым и подниматься последним. Явно на все сто уверен, что под покровом ночи я единолично предаюсь запретному в стенах школы разврату, и всеми силами стремился стать соучастником.