Жизнь Лёвчика казалась ей кленовым осенним листком, что кое-как держится за ветку в сентябре. Что мешает преступнику сорвать его? Ничего. Возможно, листок уже сорвали. Только крохотная материнская надежда в груди ещё теплилась, вспыхивала подобно лампочке сигнализации иномарки, мимо которой она в этот момент «фланировала», слегка пошатываясь на ватных ногах.
Что-то подсказывало, что её сын жив. Пока жив. Надо молиться. Молиться за его жизнь, здоровье. И днём, и ночью.
Бронислав в своём джипе слушал музыку, прикрыв глаза и опустив спинку сиденья. Вот с кем ей точно не хотелось сейчас видеться. Не хотелось улыбаться, бороздить ладонями рыжеватую щетину на его щеках, хотя полчаса назад она ощущала себя на седьмом небе от этого. Она знала, что притворяться не умеет, что смену настроения «Броник» почувствует через минуту… Он врач, невропатолог. А ей просто… не хотелось его видеть.
А что действительно хотелось – так это разреветься, чтобы выплеснуть отчаяние наружу, на асфальт и клумбы около подъезда, на пацанов, куривших неподалеку. Пусть все знают о её горе! Отчаяние от собственного незнания, бездействия, бессилия… Куда делась её уверенность, её целеустремлённость? Выветрилось без следа.
Она кое-как открыла дверцу джипа.
– Брони, прошу тебя, – рухнув на сиденье, затараторила Марина. – Случилось кое-что. Я должна быстро бежать домой. Понимаешь?
– Так я тебя подброшу, – «выпрямив» спинку сиденья, привычно принял решение Бронислав. – За время дороги ни о чём не спрошу, обещаю. Просто буду твоим личным водителем. Не более.
– Не стоит, Броник. Спасибо тебе, конечно, но… мне нужно побыть одной. Ты поезжай, я обязательно позвоню. Пока, – она чмокнула его в поросшую рыжей щетиной щёку и выскочила из машины.
Слава богу, лишних вопросов Бронислав задавать не стал. Может, не успел?
Ветер подсушивал её слёзы. Как только накатывали рыдания, она делала несколько глубоких вдохов, и становилось немного легче. Ольга – растяпа, дрянь, неотесанная балда, у которой до сих пор ветер в голове гуляет. Устроить бы ей хорошую взбучку, чтоб чувствовала ответственность за детей, которые ей доверены. Только Лёвчика этим самым не вернёшь и время последних суток назад не отмотаешь. До чего по-дикому устроена жизнь: ещё утром Марина строила радужные планы на вечер. Он, в принципе, прошёл неплохо, но потом последовала расплата за эту самую радужность, за оптимизм, за ощущение чего-то светлого, нового. За беззаботность, короче. Всё втоптано, раздавлено, размазано по стенке.
Войдя в квартиру, она, не разуваясь, рухнула на софу и дала волю слезам, душившим всю дорогу. Минут через десять, когда отчаяние немного отпустило, Марина услышала телефонный звонок.