– Тебе не холодно? – спросил я, кивая на ее голые ступни.
– Сейчас уже нет, – отвечала она с улыбкой. – Это мода такая – быть босоножкой, ее ввела новая любовь Есенина, Айседора.
Я кивнул, несколько секунд мы молчали.
– Мне кажется, я видел тут поэта Гумилёва, – сказал я, не зная, что говорить. – Такой некрасивый, с длинным лицом. Я думал, что он умер. Или мне просто почудилось?
Она покачала головой.
– Это не Гумилёв, это мой муж, граф Обольянинов.
Слова эти резанули меня по сердцу, но я нашел в себе силы сделать безразличный вид. Зоя улыбнулась, наблюдая за мной.
– Не ревнуй, – сказала она, – бедный граф все равно уже ничего не помнит. Таково было условие. – Какое условие? – не понял я.
– Нашего с ним освобождения, – глухо ответила она и опустила голову. – Я тоже все забуду, и очень скоро. Но сегодня – сегодня еще мой день.
Я посмотрел на нее внимательно. На краткий миг мне показалось, что передо мной сидит не женщина, а русалка, и под белым боа прячет она что-то ужасное. Мне стало невыносимо жутко, я осторожно отнял у нее свою руку.
– Нет-нет, не бойся, – заговорила она, увидев мой испуг, – с тобой ничего страшного не случится. Пока, во всяком случае. Это было мое условие, и они его выполнят.
– Кто выполнит? – не понял я.
Но она, кажется, не слышала меня, не отвечала и уже даже не глядела. Она смотрела в пол и слегка раскачивалась, словно разум оставил ее. Я ужаснулся. Что сделали с тобой, Зоя, в подвалах уголовного розыска, чем заплатила ты за свободу? Не так виделась мне наша встреча, совсем не так… Я искал слова и не находил их, как не находит воздуха рыба, выброшенная на берег.
– Как ты живешь? – наконец спросила она, по-прежнему глядя в пол.
– Без тебя – плохо, – отвечал я совершенно искренне. – У меня была контузия, теперь иногда мучают боли, судороги.
Она подняла глаза, положила руку мне на голову, потом поцеловала в лоб ледяными губами. – Вот ты и здоров, – сказала она, – и никакие судороги тебя больше не мучат.
Я смотрел на нее не отрываясь.
– Зоя, – проговорил я, – ты знаешь, что я женат. Но если ты скажешь, я все брошу, обо всем забуду, я всегда буду рядом с тобой.
Она покачала головой.
– Нет-нет, все уже кончено, – отвечала она с грустью, – нельзя нам быть вместе, да ты бы и не смог.
– Отчего же не смог, – вдруг подал голос Аметистов из-за занавески, – нашей компании только писателя-то и не хватало, наверняка придется составлять летопись.
– Исчезни, – с яростью велела она невидимому кузену.
Но Аметистов не исчез и, более того, продолжал настаивать на своем.
– В самом деле, Михаил Афанасьевич, давайте к нам, у нас весело. А Обольянинова мы побоку, от него пользы, как от козла молока. Вы даже не догадываетесь, какие перспективы вас ждут, просто представить не можете. Ну, а тут у вас что, в самом деле, хорошего? Работы нет, денег нет, жилья своего тоже нет. Давайте к нам, мы не обидим.